Эмили из Молодого Месяца. Восхождение

Когда мы возвращались домой, на дюны опустился густой белый туман и быстро заполнил всю гавань. Но Тедди греб в том направлении, откуда доносились свистки поездов, так что никакой опасности для нас не было, и я нашла эту прогулку по воде в тумане совершенно чудесной. Казалось, что мы плывем по белому морю в полнейшей тишине. Не было слышно ни звука, кроме слабого стона волн на дюнах, зова далеких морских глубин и тихого плеска весел, опускающихся в прозрачную воду. Мы были одни в мире дымки на безбрежном, окутанном молочно-белой завесой море. Иногда, всего лишь на миг, поток прохладного воздуха приподнимал эту завесу, и тогда туманные берега надвигались на нас со всех сторон, словно призраки. Затем непроницаемая белизна снова закрывала все вокруг. Было похоже на то, что мы ищем какой-то незнакомый, заколдованный берег, который все удаляется и удаляется. Мне было по-настоящему жаль, когда мы наконец причалили и все кончилось, но, вернувшись домой, я обнаружила, что тетя Рут не на шутку взволновалась из-за тумана.

— Я знала, что мне не следовало тебя отпускать, — заявила она.

— Да никакой опасности вовсе не было, тетя Рут, — запротестовала я, — и только посмотрите на мои прелестные цветы.

Но тетя Рут не пожелала даже взглянуть на мои перелески.

— Никакой опасности — это в белом-то тумане! А если бы вы заблудились и ветер поднялся, прежде чем вам удалось бы добраться до суши?

— Как можно заблудиться на маленькой шрузбурской гавани, тетя Рут? — улыбнулась я. — Туман был чудесен, просто чудесен. Казалось, мы путешествуем за край планеты в глубины космоса.

Я говорила с энтузиазмом и, вероятно, выглядела немного дико с каплями тумана на волосах, так что тетя Рут сказала с холодной жалостью:

— Прискорбно, Эмили, что ты такая впечатлительная.

Когда человека расхолаживают и жалеют, это ужасно злит, так что я беспечно отвечала ей:

— Но, тетя Рут, только подумайте, скольких удовольствий лишен невпечатлительный человек. Нет ничего чудеснее, чем танцевать вокруг ярко пылающего огня. И пусть в конце концов от него останется только пепел — что за беда?

— Когда ты доживешь до моего возраста, — сказала тетя Рут, — будешь достаточно здравомыслящей, чтобы не впадать в экстаз из-за белого тумана.

Мне кажется невероятным, что я состарюсь или умру. Конечно, я знаю, что это произойдет, но не верюв это. Я ничего не ответила тете Рут, и она переменила тему.

— Я видела, как Илзи проходила мимо по улице. Эмили, эта девушка носит хоть однунижнюю юбку?

— «Виссон и пурпур — одежда ее»[53], — пробормотала я, цитируя стих Библии просто потому, что нахожу в нем чарующую прелесть. Невозможно представить более утонченного и более простого описания великолепно одетой женщины. Тетя Рут, похоже, не узнала цитаты и решила, что я просто умничаю.

— Если ты хочешь сказать, что она носит красные шелковые нижние юбки, Эмили, то так и скажи на обычном английском. Шелковые нижние юбки! Ну и ну! Если бы явоспитывала ее, я бы ей показала шелковые нижние юбки.

— Когда-нибудь ятоже буду носить шелковые нижние юбки, — сказала я.

— О, неужели, мисс? А будет ли мне позволено спросить, на что ты их купишь?

— Меня ждет великолепное будущее, — сказала я — так гордо, как могла бы сказать самая гордая из гордых Марри.

Тетя Рут лишь фыркнула в ответ.

Я заполнила мою комнату перелесками, и даже лорд Байрон выглядит теперь так, словно есть надежда на выздоровление.

********

13 мая, 19~

Я сделала решительный шаг и послала мой рассказ «Нечто иное» в «Счастливые часы». Я по-настоящему дрожала, когда опускала конверт в почтовый ящик в книжном магазине. О если бы мой рассказ приняли!

Перри снова насмешил всю школу. Отвечая урок, он сказал, что Франция экспортирует моды. Илзи подошла к нему после занятий и сказала: «Ты... отродье!» и с тех пор с ним не разговаривает.

Эвелин продолжает говорить милые колкости и смеяться. Я могла бы простить ей колкости, но смех — никогда.

********

15 мая, 19~