Признавая другого, каким бы характером тот ни обладал, и ставя его выше себя, монах разрешает всякое разногласие и таким образом сохраняет чистоту своей личности и обретает ее завершенность, исполняется мудрости и Божественной справедливости.
Вследствие этого возникает равноправие членов семьи. Все - общее, основания - свобода и добрая воля. Нет ничего собственного. А то, что мое, - так оно все общее, все «твое». Нет ни повелений, ни обязательств, ни каких–либо иных принуждений. Каждый осуществляет посильное приношение Богу. Все предстоят перед лицом Божиим, каждый со своей душой и собственной мерой.
Этот, кажется, более склонен к созерцанию, а тот - к деятельности. Один в высшей степени благоговеен, другой более свободен. Вон того пришедший на Афон паломник, пожалуй, сочтет крайним, а он живет самым естественным для него образом. А этого посетитель сравнит с хулиганом, какие бывают в миру. Да, может быть. Однако он «хулиган Божий», который ежедневно предстоит перед Господом. Кто может отказать ему в праве
Жизнь каждого монаха и любой монашеской общины отличается и еще одной характерной чертой - радостью. Источником этой радости являются слезы монахов. Радость — плод, принесенный молитвой, соприсутствием Бога. Изо дня в день вершится торжество монашеского содружества и личной духовной жизни. Без каждодневной радости немыслима жизнь святогорца.
На Афоне можно лицезреть воплотившиеся слова царя–пророка:Такие общественные связи святогорцев выражаются не только во взаимоотношениях между членами одной семьи или членами из других семей, монастырей, скитов, но в контактах с приходящими паломниками и людьми из мира в целом. Монах никогда не смотрит на другого как на чужого. Он не лишает его ни трапезы, ни церкви, ничего из того, чем можно поделиться. Вот она, традиция монашества - ставить превыше всего гостя и своего ближнего.
Чтобы ощутить это, послушайте некоторые наставления к отшельникам аввы Исаии, одного из величайших отцов–отшельников и аскетов, и вы увидите единство мысли Святой Горы со святоотеческой, начиная с глубокой древности.
«Если ты, — говорит он, — встретишь по дороге кого–нибудь из своих обвинителей или клеветников или если он посетит тебя, прими его с лицом радостным и добрым и смотри не скажи ему что–либо о его клевете против тебя».
«Если ты прогуливаешься с другими братьями, то не делай ничего, что могло бы проявить твое предпочтение, любовь или особое благоволение к одному из них, откровенность в отношениях с ним, чтобы случайно не впал в зависть другой и не стал бы подобен мертвому от огорчения».
Сколь простыми кажутся эти слова, но какую глубину они имеют! Проблема не в зависти другого, а в том, что он, завидуя, в своей печали станет подобен мертвому и не сможет более предстать пред лицом Бога, ибо опечаленный человек не может ни молиться, ни даже любить Бога.
Продолжим. «Если ты идешь со своими братьями, и один из них более слаб, притворись, что хочешь отдохнуть или что ты голоден и хочешь поесть, так, чтобы укрепился он, но сделай это, не показав, что оказываешь ему милость».