Эмир Кустурица. Автобиография

Сооружение моего корабля заняло у меня много времени. В конце у меня возникли проблемы с клеем. Я соединил лист фанеры и деревянные детали при помощи клея UNU, но поскольку он был дорогой, мне пришлось приклеивать картонную палубу другим составом: смесью муки и кипятка. Моя затея превзошла все мои ожидания: «Титаник» вызвал всеобщий восторг.

По дороге в школу я снова вспомнил о скорости полета Гагарина в космосе. В тот день, торжественно держа своего «Титаника», я думал о том, что скоро увижу Снежану Видович. Когда мы выложили свои работы на стол, я был невероятно возбужден.

— Если бы у меня был еще день в запасе, мой «Титаник» был бы еще красивее, — объяснил я учительнице.

— Куда же еще красивее, — ответила она с улыбкой, — он — само совершенство!

* * *

На перемене Снежана пришла в наш класс. Она посмотрела работы и поздравила меня:

— Твой корабль замечательный. Остальные работы по сравнению с ним — полная ерунда!

Я получил высший балл. Ремац Славица легонько дернула меня за ухо и сказала:

— Вот видишь, малыш, стоит только захотеть. Можешь передать своей матери: твой интерес пробудился.

* * *

Я со всех ног бежал по улице, спускавшейся от школы к нашему дому. На самом деле это была не совсем обычная улица. Улицу Горуса посередине преграждали каменные лестницы. Квартал, где я жил, был типичен для Сараева — крутые тропинки и рытвины, преобразованные в улочки. Все прилегающие улицы выходили на улицу Тито. Я гордо размахивал своим макетом. Моя оценка и мой «Титаник» вызывали во мне чувство, которое взрослые называют гордостью. Минута была торжественной. Впервые в жизни никто меня не одергивал, не велел держать голову прямо, расправить плечи — все, что обычно у меня не получалось. В Сараеве люди очень рано привыкали сутулиться. Поскольку здесь всегда было либо слишком жарко, либо слишком холодно. Складывалось ощущение, что жители города чувствовали себя униженными из-за всех этих метеорологических перепадов. Зимой я съеживал плечи, чтобы оставить меньше шансов холоду, а в летнюю жару пробирался по улице Горуса и ее переулкам, словно мышка. Возможно, из-за этого искривления позвоночника или по каким-то другим причинам жители Сараева частенько называли друг друга крысами.

* * *

По дороге домой, которую я знал как свои пять пальцев, я мчался с такой скоростью, что позавидовал бы сам Юрий Гагарин. Влюбленный в Снежану Видович, гордый своим «Титаником», я торопился скорее вернуться, чтобы доставить удовольствие матери. Отец был еще в отъезде. Время от времени я останавливался, чтобы перевести дух. В моих руках «Титаник» казался больше, чем я сам. Полметра в ширину, столько же в высоту. Я заметил свою мать, развешивающую белье на веревке между окном и акацией. Как только она возвращалась с работы, сразу же снимала с веревки сухое белье и развешивала мокрое. Она работала бухгалтером на факультете гражданского строительства. Когда кто-то ее спрашивал «Как дела?», она отвечала: «Нормально, работаю как вол». Я помахал ей рукой, но она меня не видела. Ее скрывали простыни, надувшиеся на ветру, словно паруса невидимого судна, на котором она плыла.

* * *

Поравнявшись с лестницей, я свернул с дороги и, решив срезать путь, стал карабкаться по склону, не подумав о том, что моя гордость и высоко поднятая голова были не совсем уместны на этой неровной земле. Я споткнулся о камень и упал прямо на правую руку, в то время как левая крепко сжимала «Титаник». Я вскрикнул и сморщился от боли. Через паруса своего «Титаника» я увидел небо. Именно тогда я впервые сказал:

— Чертово небо!

* * *

Последние сто метров пути были самыми длинными и самыми трудными. Я плакал и стонал от боли и напряжения. Мой «Титаник» казался тяжелее, чем настоящий, поскольку его вес оттягивал мою левую руку. Я ощущал во рту привкус пыли, смешанный со слезами, словно я целовал землю, и тогда я пробормотал:

— Чертова земля!

Когда соседка Велинка, смакующая кофе на своем балконе на четвертом этаже, заметила меня, она предупредила мою мать:

— Сенка, твой ребенок плачет, ему больно. Он еле тащится, размахивая над головой огромным куском дерева!

* * *

Когда подошла мать, я принялся рыдать еще громче. Она присела, чтобы осмотреть мою распухшую руку.

— С ним что-нибудь случилось? — спросил я.

— С кем?

— С «Титаником»!

— Нет, сынок, не волнуйся, с ним все в порядке.

* * *

По дороге в больницу, несмотря на тревогу о моем здоровье, мать несла «Титаник» с той же торжественностью, что и я. Беседуя с доктором, который диагностировал перелом запястья, она продолжала крепко держать корабль в руках. Я не хотел, чтобы она выпускала его из рук, опасаясь, что он тоже может сломаться. Врач наложил мне гипс, и мать отвела меня домой. Боль не стихала, но я ни о чем не жалел. Теперь я мог не ходить в школу.