Эмир Кустурица. Автобиография

Изетбегович намекал на соглашение, заключенное между мусульманами и сербами, которое Милошевич уже подписал и которое собирался ратифицировать Зульфикарпашич, лидер более умеренной мусульманской партии, обращенной к Европе[87].

— Допустим, — ответил я, — но попробуй поставить себя на место серба: ты дорожишь своей территорией, своими монастырями, духовным наследием Лазаря, это ведь что-то значит.

Сейчас я говорил больше как защитник Югославии, а не как заступник сербов.

— Это к делу не относится, Эмир, — вмешался Бакир, — обычная сербская пропаганда. Для албанцев это вопрос демографического взрыва, мы вовсе не хотим прогонять сербов. Клянусь матерью, никто не собирается никого никуда выгонять.

Сын Изетбеговича изо всех сил пытался убедить меня и поколебать мои сложившиеся убеждения. Я вспомнил, каким был Бакир во времена учебы. В перерыве между уроками он вынимал сосиску из своего сэндвича. Затем с брезгливой гримасой пересекал всю столовую и демонстративным жестом, с неизменным «Фу, гадость!», бросал ее в мусорное ведро.

Когда его обзывали Али Желтым, из-за его рыжих волос, Бакир старался принимать это с юмором.

— Я — не желтый, я — зеленый! — отвечал он, лишний раз напоминая о своей исламской принадлежности.

* * *

— Хорошо, а как мы научим албанцев из Косова платить за электричество? Будет ли кто-нибудь брать налог за крупные земельные сделки? Насколько мне известно, страховые компании и основные государственные учреждения не функционировали уже при Тито. Все началось задолго до Милошевича!

Изетбегович не стал в это вникать, а решил сразу перейти к делу:

— Не обижайся, но я считаю, что ты слишком много философствуешь. Сейчас важно не это, мы должны сосредоточиться на ключевых проблемах.

Президент выдержал паузу, как истинный актер, — ровно столько, сколько требовалось, чтобы следующая фраза прозвучала во всей своей значимости:

— Знаешь, Эмир, у сербов скоро останется совсем немного генералов в Боснии. Им следует свыкнуться с этой мыслью.

Сообщая мне это, Изетбегович полагал, что наш разговор будет передан Добрице Косичу. Он считал, что Косич имеет решающее влияние на Милошевича. Но довольно быстро выяснилось, что это не так.

— Да, если Босния — страна мирных граждан, — ответил я шутливым тоном, — логично, что солдаты в ней занимаются своим делом.

Но он не проявил того же чувства юмора, с каким отнесся к милым мальчикам из «VOX»:

— Конечно, логично. А при мусульманах станет еще логичнее!

* * *

Если бы я продолжил выражать свое мнение, это неминуемо привело бы к конфликту. «Не очень-то любезно со стороны гостя пакостить в доме хозяина», — промелькнуло в моей голове. Но я все же настаивал на угрозе войны.

— Мы все как следует обдумаем, — продолжил президент, — и испробуем все мирные пути. Но если придется драться, мы будем драться. Знаешь, я не меньше других хочу достичь согласия с сербами. По моему мнению, следует переселить мусульман из районов, где их меньшинство, а сербов большинство, в наши края. То же самое нужно проделать с сербами. Чтобы наши жили среди своих, сербы — друг с другом, и в Боснии воцарится мир!

Как он себе представлял переселение этих автономных народов, у которых даже школьный автобус не мог отправиться на экскурсию без скандальных организационных накладок?! Для президента Изетбеговича главным источником вдохновения явно была Турция. По всей видимости, кто-то из историков навел его на эту мысль, основанную на известном эпизоде турецкой истории — масштабном переселении народов в 1922 году. Турки из Восточной Греции и с островов были переселены в Измир, а греки выселены из него. Этот глобальный обмен населением произошел за два дня. Именно таким образом до нас дошла греческая музыка-андерграунд «ребетико» — прямое следствие всех этих потрясений. Мне не известно, знал ли Изетбегович, что тогда, в 1922 году, всего за два дня триста тысяч греков были загнаны в нищенские условия существования. Я спросил его, боится ли он войны.

— Я боюсь только Аллаха, — ответил он, — и мне хочется верить, что существует мирное решение и для нас, и для остальных народов.

Возможно, именно его вера лежала в основе этой непоколебимой уверенности? Или же он эксплуатировал свой авторитет, позволивший ему взять штурвал Боснии из рук одряхлевших коммунистов товарища Тито?

* * *