Эмир Кустурица. Где мое место в этой истории? Автобиография

Дорогой Эмир, я вовсе не немецкое дерьмо и не сукин сын, я обычный мужчина с неплохой журналистской карьерой, мужчина, который хочет жить в мире и наслаждаться миром. К чему мне все эти скандалы? Я умоляю тебя помочь мне решить мою проблему: все можно урегулировать путем выкупа моей части квартиры. На эти деньги я смогу приобрести себе небольшое жилище в Герцег-Нови, и, что самое важное, я смогу там лечить свой tennis-elbow, который мучает меня и грозит превратить в инвалида. Ты, наверное, не сразу поймешь мою проблему, поскольку, когда я говорю о tennis-elbow, ты, прекрасно зная, насколько я увлечен теннисом, можешь подумать, что я просто капризничаю в эти тяжелые времена. Но это вовсе не так, мой Эмир. Теннис — это моя жизнь, а не просто развлечение.

* * *

Смерть Бибы Кустурицы раз и навсегда положила конец драматической напряженности, царившей в квартире в доме номер 6 на площади Теразие, и Любомир Райнвайн без труда продал квартиру, расположенную в самом центре Белграда. Славенка Комарица, дочь Бибы от первого брака, не препятствовала продаже квартиры. Что касается вещей своей матери, она не захотела их брать. И как поступить по-другому, когда Райнвайны, по словам Бибы, в свое время уже подали дурной пример: «Эти немецкие свиньи унесли даже аккардеон Славенки!»

— Все остальное меня не интересует. Забирайте все, что считаете здесь своим, — заявила Славенка своему отчиму.

И тогда из квартиры было вывезено все, вплоть до последней прищепки на веревках, где покойная сушила белье. Въехал новый владелец, и дядя воплотил в жизнь свою мечту поселиться на Адриатическом побережье, а моя тетя продолжила жить в моих мыслях. В моей памяти часто всплывали картинки из прошлого, связанные с этой квартирой. Невидимые для нового жильца, они, тем не менее, были очень реальными. Даже после своей смерти Биба продолжала наполнять жизнью это место. Утверждение моего отца: «Смерть — это непроверенный слух» — нашло себе очередное подтверждение.

Заметки об «андерграунде»

В 1994 году умер Федерико Феллини. В том же году в столице Соединенных Штатов было подписано соглашение о создании Хорватско-мусульманской федерации[95]. Когда я узнал, что конституция этой федерации была составлена в Вашингтоне, у меня возник вопрос: не станут ли в будущем основные законы всех стран создаваться в американской столице?

В связи с этим событием президент США Клинтон упомянул хорватского писателя — «фра Ивана Юкича»[96]. Ему захотелось украсить литературой подписание соглашения о боснийской Хорватско-мусульманской федерации, протицировав автора, писавшего о любви в Боснии. Это еще раз доказывает, что у американцев явные проблемы с общей культурой. Или, быть может, все дело в их цинизме?

В Боснии существует лишь один «фра». Его имя — Иво. Его фамилия — Андрич, а не Юкич. И те, кто при ратификации соглашения называют Балканы трагической территорией, вряд ли что-либо в этом смыслят, если не читали ни строчки из Андрича.

* * *

Мой кинематографический отец умер. Это событие стало для меня намного важнее, чем падение Берлинской стены для западной цивилизации, — а ведь объединение Германии означало разрушение Югославии. Смерть Феллини сделала нас, его учеников, сиротами на закате ХХ века. Эстетика, унаследованная от нашего киноотца, подверглась всевозможным потрясениям. Как научиться жить в мире, где красота, добро и благородство превратились в устаревшие, никому не нужные понятия? Рынок и научная культура начали процесс разрушения идеалов.

* * *

Сенка приспособилась к жизни в нашем маленьком нормандском сообществе. Всю свою жизнь она гордилась тем, что создала собственный домашний очаг, поскольку после свадьбы не жила вместе со своими сестрами, зятьями и родителями в их общем семейном доме. Мисо, Лела и Сенка были у себя дома под нашей крышей, но тем не менее иногда они говорили:

— Как чудесно иметь собственное жилье, свою маленькую свободу!