Эмма

Она слышит, слышит нас, мисс Вудхаус. Я вижу это по ее щечкам, по ее улыбке, ее напрасным потугам нахмуриться. Посмотрите на нее! Разве вы не видите: в этот самый миг она вспоминает отрывок из собственного письма, из которого я и узнал новость. Она заново переживает свою оплошность – разве не видите? Она больше ни о чем не может думать, хоть и притворяется, будто слушает остальных!

Джейн против воли улыбнулась, но тут же повернулась к жениху и сказала смущенно, негромко, но твердо:

– Как смеете вы напоминать мне о моей оплошности? Правда, такие воспоминания иногда приходят на ум сами, но зачем же лелеять их?

Он с готовностью пустился в пространные объяснения и говорил очень занимательно, но Эмма в этом споре всей душой стала на сторону Джейн… Покидая Рэндаллс, она принялась невольно – это было вполне естественно – сравнивать двоих женихов и поняла: как ни была она рада видеть Фрэнка Черчилля, чтобы помириться с ним, никогда еще она так остро не ощущала, насколько мистер Найтли превосходит его как личность. Удовольствие этого самого счастливого дня получило свое завершение в занимательных мыслях о его добродетелях, ставших неизбежным следствием такого рода сравнений.

Глава 55

Если у Эммы до сих пор временами еще и вспыхивало беспокойство за Харриет, если иногда она и испытывала сомнения по поводу того, на самом ли деле исцелилась подруга от склонности к мистеру Найтли и на самом ли деле без всяких задних мыслей согласилась выйти за другого, то очень скоро она полностью отринула всякую неопределенность на сей счет. Через несколько дней прибыли гости из Лондона, и не успела она и часу наедине пробыть с Харриет, как, к своему глубочайшему удовлетворению, поняла, что, как ни странно, Роберт Мартин целиком занял в ее сердце место мистера Найтли и составлял сейчас все ее виды на счастье.

Харриет было немного не по себе, и вначале она смущалась, однако, признав, что прежде она вела себя самонадеянно и глупо и обманывала себя, девушка, казалось, целиком избавилась от страданий и смущения, прекратила волноваться за прошлое и исполнилась величайшей радости от настоящего и будущего; чтобы выказать подруге свое одобрение, Эмма немедленно развеяла все ее страхи, встретив ее с самыми искренними поздравлениями. Харриет охотно и во всех подробностях поведала об историческом вечере в цирке Эстли и об обеде на следующий день. Она рассказывала обо всем с величайшим удовольствием. Однако что объясняли все эти подробности? Дело было в том – теперь Эмма могла себе признаться, – что Харриет всегда нравился Роберт Мартин, и то, что он по-прежнему любил ее, сделало его неотразимым в ее глазах. Иного объяснения случившемуся Эмма не видела.

Что бы там ни говорили, а событие было радостным, и каждый день приносил ей новые поводы считать так. Стало известно, кто отец Харриет. Им оказался один купец, достаточно богатый, чтобы положить ей приличное содержание, и достаточно порядочный, чтобы всегда держаться в тени. Вот какой оказалась благородная кровь, за которую Эмма прежде была готова ручаться! Вероятнее всего, кровь Харриет не уступала никакой иной, однако какое родство сулила такая партия мистеру Найтли, или семейству Черчиллей, или даже мистеру Элтону! Достаточно было и пятна незаконного происхождения, а тут еще ни знатности, ни богатства.

Отец ее не противился браку дочери, он весьма радушно обошелся с молодым человеком, словом, все шло так, как и должно было идти. Когда Эмма узнала Роберта Мартина, которого пригласили в Хартфилд специально, чтобы познакомиться, она целиком и полностью одобрила выбор Харриет. Сочетание здравого смысла и несомненных добродетелей наилучшим образом подходило ее подружке. Эмма не сомневалась в том, что Харриет была бы счастлива в браке с любым покладистым мужем, но с ним, в том доме, какой он ей предлагал, можно надеяться на большее – на безопасность, прочное положение в обществе и семейную гармонию. Она будет помещена в круг людей, которые ее любят, но у которых больше здравого смысла, чем у нее, круг достаточно замкнутый, чтобы она почувствовала себя в безопасности, и достаточно занятой, чтобы у нее не было времени скучать. Там она никогда не поддастся искушению, никогда не захочет покинуть домашний очаг, она будет уважаема и счастлива. Эмма признала, что Харриет – счастливейшее существо на свете, раз вызвала такую непреодолимую любовь в этом мужчине, вернее, Харриет по степени счастья уступает лишь ей.

Харриет, вынужденная все больше и больше времени проводить с Мартинами, все реже бывала в Хартфилде, однако Эмма не жалела. Близился конец их дружбе, им суждено перейти к более спокойным приятельским отношениям, и, к счастью, как оно и должно было быть, как и следовало, новые отношения, казалось, уже начались – самым постепенным, естественным образом.