Эмма

Oh!Miss Woodhouse, do talk to me and make me comfortable again."	Дорогая мисс Вудхаус, поговорите со мною, успокойте меня.
Very sincerely did Emma wish to do so; but it was not immediately in her power.	Эмма искренне рада была бы сделать это, но не вдруг нашла в себе силы.
She was obliged to stop and think.	Ей надобно было сначала поразмыслить.
She was not thoroughly comfortable herself.	У нее самой было не очень-то спокойно на сердце.
The young man's conduct, and his sister's, seemed the result of real feeling, and she could not but pity them.	За поведением молодого человека — и сестры его — она угадывала неподдельное чувство и невольно проникалась к ним состраданием.
As Harriet described it, there had been an interesting mixture of wounded affection and genuine delicacy in their behaviour.	В поведении их, как описала его Гарриет, трогательно смешались оскорбленная любовь и утонченное благородство.
But she had believed them to be well-meaning, worthy people before; and what difference did this make in the evils of the connexion?	Впрочем, она ведь и прежде знала, что они благонамеренные, достойные люди, но разве от этого породниться с ними становилось меньшим несчастьем?
It was folly to be disturbed by it.	Глупо смущаться таким происшествием.
Of course, he must be sorry to lose her—they must be all sorry.	Разумеется, ему жалко должно быть ее терять — всем им должно быть жалко.
Ambition, as well as love, had probably been mortified.	И не одна тут любовь была задета, но еще, пожалуй, и честолюбие.
They might all have hoped to rise by Harriet's acquaintance: and besides, what was the value of Harriet's description?—So easily pleased—so little discerning;—what signified her praise?	Надеялись, вероятно, благодаря знакомству с Гарриет возвыситься в обществе, да и потом, многого ли стоят описания Г арриет — такой покладистой, простенькой — такой близорукой, — что значит ее похвала?
She exerted herself, and did try to make her comfortable, by considering all that had passed as a mere trifle, and quite unworthy of being dwelt on,	Эмма взяла себя в руки и принялась ее успокаивать, стараясь представить случившееся сущим пустяком, который не заслуживает внимания.
"It might be distressing, for the moment," said she; "but you seem to have behaved extremely well; and it is over—and may never—can never, as a first meeting, occur again, and therefore you need not think about it."	— Неудивительно, что это несколько вас расстроило, — говорила она, — однако, как я могла понять, вы держались превосходно, а теперь все позади и более никогда не повторится — по крайней мере, это, будет уже не первая встреча — а значит, следует все это выбросить из головы.
Harriet said, "very true," and she "would not think about it;" but still she talked of it—still she could talk of nothing else; and Emma, at last, in order to put the Martins out of her head, was obliged to hurry on the news, which she had meant to give with so much tender caution; hardly knowing herself whether to rejoice or be angry, ashamed or only amused, at such a state of mind in poor Harriet—such a conclusion of Mr. Elton's importance with her!	Гарриет пролепетала, что это «очень верно», что она «выбросит все из головы», но, однако же, только о том и продолжала говорить, ни о чем другом говорить не могла, и, дабы все-таки отвлечь ее от Мартинов, Эмма в конце концов принуждена была без всяких обиняков сообщить ей новость, которую предполагалось преподнести со всевозможной деликатностью, — и сама уже не знала, радоваться ей или сердиться, стыдиться или, может быть, просто посмеяться подобной перемене в душе бедняжки Гарриет — подобному завершению всепоглощающей страсти к мистеру Элтону!
Mr.Elton's rights, however, gradually revived.	Мало-помалу, впрочем, мистер Элтон был восстановлен в правах.