Эмма Дженкинс

– Еще. Так сильно, как только можете.

Откуда я знала, что у меня получится применить то страшное заклинание, результат которого я видела столько раз? Наверное, родилась вместе с растущей, захлестывающей меня жаждой мести? Власти? Да, больше всего на свете я сейчас желала увидеть, как этого гада скручивают, как заламывают ему руки, как его настигает справедливое возмездие. И когда старший следователь ударил в меня магией, я дрожащим от предвкушения голосом прокричала:

– «Энченцио сангрия», – и меня охватило неуместное, ликующее ощущение собственной силы. Единственное, что меня сдерживало, – боязнь причинить вред близким, с которыми связана кровной клятвой, поэтому, как мне ни хотелось, применять силу в полной мере я себе запретила. Флетчера я сейчас чувствовала так, словно он маленький прозрачный червяк, лежащий на моей ладони. Червяк, к которому привязаны сотни незримых ниточек, за каждую из которых я могла дергать, закручивая его в узел или заставляя танцевать фривольные танцы. Все что душе угодно. Я знала, что если прикажу ему сейчас же умереть, он умрет. Но смотреть на это не хотелось совершенно. Червяк раздражал своими трепыханиями. Поэтому я аккуратно растянула несколько нитей в стороны, чтобы он не мог шевелиться.

– Пойдемте, – я схватила за руку Кингсли, не слишком задумываясь о том, что делаю, и поспешила по дорожке, торопясь пройти тот же путь, что и связанный со мной «червяк». Около лежащих на траве боевиков Лестер притормозил, опустился рядом с ними, пытаясь нащупать пульс. Потом встал и тяжело покачал головой.

Я с новыми силами потянула его за собой. Мы прошли через пару улиц, свернули на дорогу и через некоторое время остановились у спрятанного в кустах магикара. Дверь его была открыта, а на земле, спиной опираясь на порожек, неподвижной сломанной куклой сидел Адам Флетчер. В глазах его плескался такой ужас, что я сразу пришла в себя. Стало противно. Я отвернулась, едва прошептав старшему следователю: «Делайте что нужно». А дальше просто глазела по сторонам, стараясь ни о чем не думать.

Откуда-то взялись боевики – те что должны были стоять в оцеплении. Наверное, Лестер их нашел. Как, когда? Очнулась я от мягкого прикосновения к плечу.

– Все, Эмма, уже все.

Я всхлипнула, подошла к связанному и, преодолевая отвращение, заставила себя прислонить ладонь к порезу на его руке, старательно избегая смотреть в эти страшные глаза. Потом, снова не без помощи эмпата, отпустила те самые «ниточки», которые не давали двигаться Флетчеру. Тот сразу разразился площадной бранью.

Вот теперь все. Я не выдержала, выбралась из машины, отбежала чуть дальше, в кусты, и там меня скрутило и вывернуло наизнанку. Рвало долго, судорожно, до самой печенки, до слез в глазах, словно я наглоталась такой жуткой дряни, что мое тело спешило скорее от нее избавиться.

После я тихо сидела в одном из служебных магикаров (по счастью, не в том, котором должны были везти Флетчера) и просто смотрела в окно, не испытывая совершенно никаких эмоций и не замечая ничего вокруг. Меня будто ватой обложили. Я не запомнила, как мы ехали, как вошли в здание мэрии, и поднялись по лестнице. И только когда, войдя в кабинет, я увидела Эверта, мечущегося в нем, как лев в клетке, когда он, на миг замерев, кинулся ко мне, пелена равнодушия схлынула, и я, уткнувшись носом в его грудь, разрыдалась как младенец.

– Воробушек мой, девочка моя храбрая. Все хорошо. – Меня подхватили на руки и баюкали как маленькую, а я все ревела, вцепившись в него руками, и никому на свете и даже Бездне не под силу было уговорить меня разжать пальцы. В конце концов Эверт сел в кресло, так и держа меня на руках, и я понемногу затихла в его объятиях, ощущая, как меня гладят по голове, целуют в темечко, шепчут что-то ободряющее, касаются висков, облегчая мое состояние.

Потом я рассказывала ему о наших похождениях, судорожно вздыхая на самых сложных для себя моментах. Тогда Эверт прижимал меня к себе крепче, и силы снова ко мне возвращались. Наверное, сидеть вот так, на коленях у мужчины, положив ладонь ему на грудь, было верхом неприличия. Но меня сейчас это меньше всего интересовало. Я, не отрываясь, смотрела в его глаза. Их ясный голубой свет исцелял, дарил облегчение, потоком прохладной воды смывал ту мерзкую черноту, которая поселилась у меня внутри, кажется, навсегда.

– Я чудовище не лучше Винтера, – завершила я свой рассказ.

Эверт улыбнулся, поправляя пальцами мою вконец испорченную прическу. – Ты думаешь, Винтер после каждого применения магии крови плакал и сожалел о содеянном?

– Нет, – вынуждена была признать я, – он явно получал от этого удовольствие. Но магия крови мне подчинилась, и далеко не самый простой ее уровень. Значит, я хотела этого. Хотела почувствовать свою власть.

– Тсс… – менталист прижал указательный палец к моим губам, останавливая тираду. – Ну-ка, властная моя, скажи, чего именно ты хотела от Флетчера. Насладиться его агонией? Убить? Унизить?

– Хотела, чтобы его скорей поймали, допросили и наказали.

– То есть торжества закона и справедливости?