Эмма Дженкинс

– Подготовлюсь и пойду изучать законы и право в университете, как и собиралась. В каком вот, пока не знаю, – говорить, что это будет не только от меня зависеть, не стала, к чему эти домыслы. – Если предки Джеймса были правы, то магии во мне если только на донышке останется, и то вряд ли. Так что я на это и не рассчитываю. Зато работа законника мне понравилась.

– Джеймс?

Артефактор подумал немного.

– Пожалуй, возьму небольшой отпуск, съезжу на побережье, а потом снова за дело.

– А почему меня никто не спрашивает, что я собираюсь делать? – надулся Ноэль.

– И что же? – полюбопытствовал менталист.

– Не знаю, – рыжик явно был расстроен.

– Поэтому и не спрашиваем, – вздохнула я.

Что делать с мальчишкой, я не слишком представляла. Одно знала точно: оставлять его одного нельзя.

– Как думаете, смогу ли я оформить опекунство над Ноэлем? – проговорила задумчиво – формально я совершеннолетняя, но постоянного дохода у меня нет. Или лучше сразу договариваться с дядей и тетей?

– Или это могу сделать я, – неожиданно предложил Джеймс, и мы все, включая мальчишку, повернулись к нему.

– Почему нет? – рассуждал тем временем артефактор. – Дом у меня большой, пустой, с Ноэлем мы неплохо поладили, парень он хороший, домашние в нем души не чают, друзей он тут уже успел себе найти. Так что смотри, если хочешь, оставайся. Правда, в Распределителе все равно учиться придется.

– Это я уже понял, – вздохнул мальчуган и растерянно перевел взгляд на нас с Эвертом: – А они?

– Можешь выбрать Эрквуд, – улыбнулась я. – У нас, правда, не играют в хендбол, но люди вокруг приветливые и дом просторный. В любом случае, тебе всегда будут там рады.

– А навещать меня в этом Распределителе будете? – уже спокойнее поинтересовался мальчишка. И смотрел преимущественно на менталиста.

Тот протянул ему руку и, пожимая ладонь, очень серьезно произнес: «Даю слово».

– А если тебя не пустят? – сразу обеспокоился Ноэль. Но увидев лукавую улыбку Диксона, тут же сам ухмыльнулся и расслабился. Глупость, мол, сморозил: тебя, да не пустят.

А ровно через два дня после этого разговора состоялся обратный ритуал.

Проходил он в мастерской Джеймса. Все время, пока шло действо, я не могла отделаться от ощущения того, что это уже было. Сколько раз я видела подобное в своих снах, и не верилось, что все происходило наяву.

Мы, так же как Тилли с друзьями, сидели за большим столом: Джеймс, Имельда, Ноэль, Эверт и я во главе. В углах комнаты, так, чтобы не мешать нам, но все видеть, расположились Лестер, еще один представитель комиссии и пара исследователей.

Перед нами на столе серебряная чаша и нож из черного закаленного стекла. Мы по очереди делали надрезы на ладонях и собирали стекающую кровь в чашу. Ноэль шипел от боли, но от взрослых не отставал. Когда чаша вернулась ко мне, я опустила в нее серебряный медальон и передала дальше. А потом был черед магии. Каждый из нас делился ею с содержимым чаши: что-то нашептывал Джеймс; выливала из пробирки стабилизатор, вплетая в него магию смерти, Имельда; бросал заранее заготовленный магический огонек Ноэль, напряженно всматриваясь, направлял туда ментальный поток Эверт. И в заключение я шептала над чашей «нексус сангрия», и магия крови завершила этот круг. Оставалась последняя, самая важная и самая неприятная часть.

Передо мной лежал бумажный лист со словами, которые нужно сказать. Но я и без него все прекрасно помнила.

Я протянула чашу Имельде. Она, не торопясь, сделала глоток, спокойная как удав. Со стороны можно было подумать, что она дегустирует какой-то экзотический напиток.

– Освобождаю тебя от клятвы не причинять вреда ни действием, ни бездействием, – провозгласила я.

Имельда передала чашу Джеймсу, и тот сделал глоток.

– Освобождаю тебя от клятвы хранить память и говорить только правду.

Ноэль пару мгновений смотрел на чашу, потом, резко выдохнув, зажал пальцами нос, сделал свой глоток и быстро-быстро вытер манжетами губы и язык.

– Освобождаю тебя от клятвы защищать и оберегать.

Эверт подмигнул мне и, салютуя чашей, завершил этот круг.

– Освобождаю тебя от клятвы всегда быть рядом.

Вот и все.

Я вынула выпачканный в крови амулет, положила его на стол перед собой, настроилась на магию смерти.

– Три, два, один, – считала я вслух.

Четыре магических потока одновременно устремились ко мне, превращаясь в плотный черный луч, выходящий из ладони, бьющий точно в центр медальона – и последний рассыпался светло-серой горкой праха. С моих плеч словно гора спала, я вскочила и тут же провалилась в темноту, чувствуя, как пол уходит из-под ног.