Я развернулась на сто восемьдесят градусов и подкралась к тринадцатому номеру. Приложила ухо к двери. Тишина. Тогда я достала ключ от своей квартиры и, сунув его в замочную скважину, повернула.
Дверь открылась. Но это еще ни о чем не говорило: мой ключ открывал и двадцать седьмой номер. Прямо воровская отмычка, а не ключ.
Я зажгла свет. Сердце мое при этом екнуло. Я отлично помнила, к чему привело включение света в прошлый раз.
Тринадцатый номер в точности походил на двадцать седьмой. Та же стандартная мебель, те же занавески.
На полу стоял чемодан на колесиках. Значит, здесь кто-то жил.
Я внимательно осмотрела стены, ища дырки от пуль. Дырок не было. Одно из двух: либо Кира их уже замазала, либо эти дурацкие дырки – плод моего взбудораженного наркотиками воображения.
Надо было, конечно, мотать отсюда. И как можно скорей. В любую минуту мог вернуться хозяин номера. Но, привыкнув совать нос куда не следует, я неотрывно смотрела на чемодан. «Эмка, – сказала я себе строго, – не будь дурой, иди подобру-поздорову».
Но руки уже тянулись к блестящим застежкам. Я откинула крышку. И… ойкнула! В бархатных ячейках аккуратненько лежали части снайперской винтовки. Все по отдельности: ствол, приклад, оптический прицел, два магазина с патронами…
Вот так фишка!
Но это было еще не все. Была вторая фишка. Прикольнее первой.
В чемодане находилась тоненькая тетрадочка. Я, разумеется, раскрыла ее. И… ойкнула второй раз. Потому что тотчас узнала дедушкин почерк.
А когда начала читать, то поняла – это продолжение записок, найденных мной у печки: