Эммануэль. Мадам как яблоко и мед

Зимний сад с широкими застекленными окнами, задрапированными тканью с вышитыми узорами, служил гардеробом. Затхлый запах слежавшейся ткани пропитал комнату. Здесь гости оставляли свои накидки типа тех, что были у Аурелии и у Софии. На ротанговых стульях в беспорядке валялись с полдюжины черных плащей с капюшонами. Как из-под земли возникла пожилая египтянка с лицом, закрытым вуалью, и направилась к вновь пришедшим, чтобы помочь им раздеться.

– Пора, – сказала София. – Отдай ей свой плащ.

– Нет, сначала – ты!

– Ты прямо как маленькая! – вздохнула танцовщица. – Ну ладно, раз моя голубка этого желает…

Легким движением она отстегнула застежку плаща и сняла заколку платка, закрывающего голову и пол-лица.

София украсила себя зелеными блестками, которые, как чешуйки, покрывали ее тело от корней волос до самых ног. Шею и грудь до сосков украшало серебряное ожерелье с аметистами и гранатами, а пояс, сплетенный из серебряных колечек с вкраплениями таких же, как и на груди, камней, прикрывал низ живота и кончался там, где начинались ноги. Браслеты в форме сплетенных змей обвивали предплечья и лодыжки. Брошка в форме головы змеи украшала прическу. Когда София сделала шаг, изображая фигуру танца, камни и метал ее украшений пришли в движение и зазвенели.

– А теперь – ты!

Аурелия сделала глубокий вдох и позволила служанке снять с себя плащ. Потом она закрыла глаза… и распахнула полог.

Поначалу ее охватило чувство, что перед ней открылась бездна, и она, закачавшись, вынуждена была ухватиться за перила лестницы, чтобы не упасть вниз, словно подошла к краю обрыва и заглянула в пропасть, держась на всякий случай за скалу. Ласковое дуновение ветерка с легкой примесью запаха ладана едва коснулось ее кожи. Преодолев страх, она все-таки открыла глаза.

Воздух над морем был настолько чист и прозрачен, что даже звезды, казалось, застыли и на время и перестали мерцать, излучая ровное глубокое сияние. От лестницы к морю пологим спуском тянулся сад, где расположился оркестр, но музыканты при ее появлении тут же прекратили играть. Тени в саду обернулись к ней и тоже замерли в восхищении.

Ее наряд состоял из маски, скрывающей черты лица, за исключением рта и подбородка, и золотой пудры, которой было обсыпано все тело. Кроме этого, на Аурелии был лишь золотой пояс вокруг талии. На уровне пупка от пояса отходила цепь и тянулась вниз, прячась глубоко в промежности, которую София любовно освободила от волос с помощью специальной смеси из меда и патоки. При каждом ее шаге цепь проникала в промежность, раздвигая разбухшие губы и подчеркивая их полноту…

Оторвав взгляд от моря, она наконец посмотрела вниз, на толпу, почти не слыша восторженных аплодисментов в свой адрес, которые, как волна, расплескались у ее ног, поскольку удары пульсирующей крови в висках заглушали все шумы вокруг и даже затуманивали взор. В голове помутилось от собственного бесстыдства. Ее нагота послужила причиной охватившего ее вдруг осязаемого и страстного вожделения, которое засело внутри, как и вставленный в ее чресла искусственный фаллос, прикрепленный к золотой цепи. Он раздирал ее нутро и одновременно скреплял печатью, свидетельствуя, что она – собственность Софии, а кольца цепи при каждом шаге покусывали ее плоть, напоминая о поцелуях Аспик…

Покров стыдливости упал к ее ногам, как плащ, который она скинула еще в гардеробе. Прекрасная и недосягаемая, она прошла, не говоря ни слова, среди гостей, столпившихся у лестницы, и они расступились, чтобы дать ей дорогу, а за ее спиной сомкнулись вновь. Анаис Кизирьян вышла ей навстречу. Ее обычный тюрбан был украшен пышными перьями, лицо покрыто белой пудрой, щеки – напомажены, глаза подведены черным карандашом. Худое тело окутано длинным кимоно из бархата гранатового цвета, словно все, что осталось от ее грации, задрапировали в лохмотья, когда-то бывшими шикарным нарядом.

– Мы рады приветствовать вас, Афродита. Присоединяйтесь к нам. Милости просим!

В саду наступали сумерки, и Аурелии нужно было время, чтобы привыкнуть к темноте прежде, чем она смогла приступить к распознаванию тех, кто прятался под масками. Она не могла определить на слух, кто есть кто, так как голоса из-под масок из кожи или папье-маше доносились искаженными. Жестикуляция или манеры гостей из-за складок тяжелой одежды тоже изменились и не говорили ей ни о чем. Каждый из приглашенных был одет или имел атрибуты, соответствующие пантеону богов, почитаемых в Александрии: голову бога Сераписа украшала корзина с фруктами, символизирующая урожай, рядом с ним находилась Ирис-Хатор с коровьими рогами; Гермес в шлеме с крылышками держал в одной руке кадуцей, другую протягивал Деметре, чью голову венчал убор из колосьев пшеницы; на голове Александра Великого пристроились бараньи рога, Дионис красовался в леопардовой шкуре из искусственного меха, Адонис нарядился в плащ цвета анемоны весенней… В мерцающем свете горящих повсюду свечей могло показаться, что кто-то проник в музей античной скульптуры и оживил изваяния богов.