Эммануэль. Мадам как яблоко и мед

Аурелия едва удержалась от того, чтобы броситься к открытой двери на свободу. Но в тот момент, когда она уже собиралась все рассказать Давиду, таинственный шепот, прозвучавший где-то совсем рядом, заставил их обоих вздрогнуть от неожиданности. Они даже обернулись, чтобы посмотреть, откуда он прозвучал:

– Аурелия! Не забудь, ты же обещала…

Они посмотрели наверх, и им обоим показалось, что они заметили мелькнувшие в потолочном отверстии бледные тени.

– Это – акустический эффект, – прошептал Давид, склонившись к самому уху Аурелии, – оттуда, сверху, они слышат, о чем мы тут с тобой говорим, так же хорошо, как мы слышим их шепот…

Помолчав, он добавил:

– А о каком обещании идет речь?

Вместо ответа Аурелия крепче сжала руку музыканта. Она перебирала в уме все возможные способы уйти от выполнения данных им обещаний, но все напрасно, она не видела другого способа уйти отсюда, кроме как выдержать последний экзамен. Но если раньше она мечтала заполучить Давида, готового исполнять ее малейшие прихоти, то теперь ей претила сама мысль о том, чтобы заставить своего друга идти у нее на поводу ради забавы Избранных. Это похоже на насилие. Нет, она не такая, как они. Никогда она не будет получать удовольствие от такого принуждения! Она не сможет подчинить себе человека, который пришел к ней на помощь, который любит ее настолько, что пошел на такой риск!

Аурелия не знала, что предпринять в такой ситуации, и замерла в нерешительности, вцепившись в руку Давида, невольно изо всей силы вонзив ногти в его ладонь. А он не убирал руку, внимательно глядя на нее своими глазами цвета крепкого кофе, которые так восхитили ее в первую встречу на набережной Корниш, сто лет тому назад… Ей вдруг вспомнилось, как она бродила по городу в поисках своего прекрасного незнакомца, как подолгу стояла напротив его ветхого дома…

– Что это за история с обещанием? Расскажи…

Она склонила голову, не в силах вымолвить ни слова. Не дождавшись ответа, Давид высвободил свою руку и встал:

– Если хочешь позабавиться со своими друзьями, то я пойду. Выкручивайся сама.

Его голос стал резким, насмешливым, как тогда, когда он старательно избегал с ней встреч. Она вспоминала также, какой стыд она испытала, когда он оставил ее в притоне у Мустафы, вспомнила унижения, которым подвергала себя, предлагая другим свое тело и свою любовь…

Он – такой же, как и они. Такой же, как эти Избранные. Сам себе хозяин: захочет – возьмет, захочет – откажется. А что, если они все заодно? Что, если они опять играют с ней, заманив в этот колодец и подглядывая за ней в эту самую минуту? Они с самого начала издевались над ней!

Давид в это время ходил по кругу, пробуя открыть каждую из семи дверей. Напрасно. Они все были заперты. И тогда она горько рассмеялась. Теперь он увидит! Все они увидят! Она встала.

– Вот видишь, – сказала она твердым голосом, – мне не позволят развлекаться в одиночестве. Тебе придется остаться.

Давид покачал головой.

– Да, в самом деле. А во что мы играем?

Аурелия расстегнула застежки, удерживающие ее тунику на плечах.

– Догадываешься?

Она развязала пояс, и белоснежное льняное покрывало соскользнуло к ее ногам. В самом деле, она чувствовала себя более уверенно и сама себе казалась красивее, оставшись без одежды. На этот раз он не посмеет отвергнуть ее…

Давид наблюдал за ней с иронической усмешкой на губах, скрестив на груди руки. Он едва заметно вздрогнул, услышав голос Элен, доносящийся сверху.

– Итак? Чего же ты ждешь, Аурелия? Покажи нам, на что ты способна!

Аурелия сделала шаг навстречу Давиду. Она хотела показать, что достойна Элен.

– Сними с себя одежду!

– Ты в самом деле этого хочешь?

Аурелия на секунду задумалась, но голос Элен подстегнул ее решимость:

– Заставь его подчиниться!

– Раздевайся! – уверенно повторила Аурелия.

Давид, пожав плечами, стал расстегивать пуговицы на рубашке. Аурелия победно усмехнулась.

– Ну вот! Стоило чуть поднажать, – прошипела Барбело.

Аурелия подняла голову. На балюстраде над книжным хранилищем шесть пар глаз жадно наблюдали за происходящим.

– Теперь брюки!

Давид расстегнул ремень, ширинку. Брюки упали на пол, он отшвырнул их ногой. Аурелия подумала, что впервые видит его голые ноги. У него были красивые ноги, ровные, прямые, как у женщины. Животик лишь слегка выдавался вперед, как раз в той мере, чтобы возбудить желание вонзить в него свои ноготки… На нем больше ничего не осталось, кроме хлопчатобумажных белых трусов, в которых мрачно покоился поникший член.

– Смотри-ка, он не встает, – раздался сверху едкий голос Барбело, – это для тебя плохой знак!

Аурелия повернула к ней свое лицо и крикнула:

– Подожди! Вот увидишь!

Она приблизилась к Давиду почти вплотную и крикнула ему в лицо, указывая на диван:

– Туда! На колени!

Он повиновался, но в его взгляде сквозило столько презрения, что у нее кровь застыла в жилах. Если бы только он возжелал ее… А у нее желание вспыхнуло с новой силой. В этот раз ему придется заняться с ней любовью… и тем хуже для зрителей, тем хуже… Она должна возбудить его… У нее получится…