Эммануил Казакевич

"Весна на Одере" - также роман о счастье победы советского народа, о его торжестве. Эту тему раскрывают разные фигуры, начиная от рыжеусого солдата, готового всюду на открытой земле рыть свой окопчик, и кончая членом Военного совета генералом Сизокрыловым. Не все они обладают яркой индивидуальностью. Отчасти это просчет автора, но отчасти и сознательный расчет. Красноречиво признание: "Поистине каждый человек, двигавшийся по дороге, мог бы стать героем поэмы или повести". У каждого за плечами две тысячи километров, "о которых только в сказке сказать да пером описать". Отсюда относительная условность выбора персонажей в герои, их "массовидность".

Роман предоставлял автору возможность остановиться достаточно подробно и на лицах чуждых ему по духу. Есть, например, образы полковника Красикова, вызывающего всеобщие антипатии, солдата Пичугина, одержимого жаждой стяжания. И все же на первом плане снова люди долга, прекрасно делающие свое дело, настоящие патриоты. Среди них выделены гвардии майор Лубенцов и капитан Чохов. Казакевич, как видно из его дневника, сомневался, правильно ли поступил, отказавшись от одного масштабного героя и заменив его двумя. Однако постоянное соотнесение этих характеров друг с другом обогатило роман. В духовном облике каждого героя запечатлена его история, биография. Лубенцов - человек открытой души, в его глазах "дружелюбный, жизнерадостный огонек", и лучшей рекомендацией ему служат слова: "Людей с таким огоньком любят дети и солдаты". У Чохова непроницаемые серые решительные глаза, одинокая, угловатая душа, ожесточенная несчастьями. Оба они - очень храбрые люди, но Чохов вынужден признать, что храбрость Лубенцова - "более чистой пробы", ибо он не красуется своей неустрашимостью, она всегда нужна для дела. В разнице характеров - разный уровень их нравственной зрелости.

Главный показатель - отношение к побежденным. Эта серьезная проблема волновала Казакевича еще в период войны, в ее последние месяцы. В феврале 1945 года он пишет с фронта: "Мы, конечно, детей не трогаем - на эту подлость наш солдат просто не способен...", но предупреждает, что возмездие будет жестоко. Снова возвращаясь к этой теме в марте 1945 года, высказывается очень решительно: "Виноватые немцы будут покараны, а невиновные кое-что поймут"*. В романе последние слова почти повторяют Плотников и Середа, размышляя о некоторых исторических итогах войны. Советским людям на немецкой земле с ними приходится считаться. Из общей политической необходимости вытекает нравственная обязанность каждого солдата не забывать о человечности, и эта наука милосердия не всем дается сразу. Чоховым движет лишь безоглядная ненависть даже по отношению к пленным. Может быть, и не надо понимать буквально его намерение спалить первую же немецкую деревню, что лежит на пути советского войска, но оно искренно, и только напоминание Лубенцова о возможности проявить свою прыть в бою с отчаянно сопротивляющейся немецкой армией охладило его. Ему еще тянуться и тянуться до Лубенцова, в котором мужество громить врага сочетается с мужеством милосердия. Быть верным идеалам человечности в исполнении интернационального долга - и значит быть ответственным перед всем миром и за себя, и за свою Родину. К этому Чохов приходит постепенно.

_______________

* Литературное наследство, т. 78, кн. 2, с. 473 и 474.

По-разному эти герои проявляют себя и в любви. Чувствами Чохова всецело продолжает владеть война, и он страшится любви. В сущности, его сердце еще не готово к серьезному чувству. Перелом произойдет позже (уже в романе "Дом на площади"), когда душа Чохова станет мягче и познает, какую силу может сообщить ей любовь.

У Лубенцова сердце открыто для любви. И хотя любовный сюжет занимает в романе скромное место, но все же выявляет существенные оттенки в образе Лубенцова, обнаруживает в его личности дополнительные источники благородства, сердечного огня, человечности.

Образ Лубенцова не исчерпал интереса писателя к фигуре человека долга, возможно, подсказал решение пристальнее вглядеться в сердечную жизнь воюющего человека, и в повести "Сердце друга" (1953), которую Казакевич любил едва ли не больше других своих работ, это решение выполнено.