Читаем Эммануил Казакевич полностью

Стремление общества к идеальному вечно. Литература считается с этим. Ни сама логика ее движения, ни мода не могут отменить благородной обязанности удовлетворять потребность в положительно прекрасном. Воплощать идеалы народа в ярких реальных характерах - одна из ведущих традиций советской литературы. Казакевич развивает ее. Более всего ему близок Н. Островский. "Мы, советские писатели, многим обязаны ему", - признавал Казакевич. Травкина и его сверстников он считал младшими братьями Павла Корчагина. На герое Казакевича - печать забот и тревог иного этапа истории нашего общества, но он, подобно герою Островского, воплощает нравственный максимум своей эпохи. Писатель видел его так же близко, лицом к лицу, чувствуя свое духовное родство с ним и хотел, чтобы он мог быть, как сам Островский, "мерилом для наших поступков, образцом верности своему делу, своей Родине, своей партии"*.

_______________

* Заметка помечена 25 июня 1949 г. - В кн.: Н. Островский. Сборник материалов. Краснодар, 1952, с. 177.

В рассказе "При свете дня" (1961) Казакевич вернулся еще раз к своему герою, чтобы задуматься о нравственном и гражданском смысле темы человеческой памяти. В капитане Нечаеве, память о котором свято хранит бывший его солдат Андрей Слепцов, "чистое золото самопожертвования ради общего дела". Он отдал жизнь за любимую Родину "и нам завещал отдать, если придется". Солдаты любили своего комбата не только за храбрость, но и как очень верного, душевного, совестливого человека.

В драматизме рассказа живет и надежда на духовную преемственность прекрасного, и тревога по поводу того, что может помешать надежде осуществиться. С большим мастерством художник создает само это драматическое напряжение исключительно за счет разноречивых состояний участников встречи, происшедшей в стенах московской квартиры вскоре после войны. Слепцов, выполняя долг фронтовой дружбы, издалека специально приезжает в Москву, чтобы навестить вдову и сына Нечаева, передать им его вещи, а главное, разделить с ними память о дорогом погибшем человеке, образ которого он неизменно хранит в своем сердце. Слепцов потрясен равнодушием вдовы к прошлому, поспешностью ее второго замужества, необъяснимым забвением человека, который так преданно ее любил, наконец, очевидной ненужностью своего вторжения в ее теперешнюю жизнь. Сильна и реакция Ольги Петровны на встречу со Слепцовым. Здесь и растерянность перед неожиданностью встречи, и горечь недоумения от того, что образ, воссозданный чужим человеком, далек от ее собственного представления о муже, и попытка оправдать свое новое замужество, и готовность казнить себя за то, что проглядела замечательного человека. Драматизм происходящего усилен тем, что нынешний муж Ольги Петровны осудил ее за черствость к Слепцову. Каждый участник встречи выносит из пережитого нечто такое, что по своему значению далеко выходит за границы частного, личного. "Ожесточенное сердце" Слепцова смирялось мыслью о маленькой девочке, именно она, вся в будущем, рождает надежду на преемственность прекрасного. Для Ольги Петровны, может быть, впервые приоткрылась беда ее эгоизма и принесла с собой догадку о красоте и силе человечности. Юра дает клятву быть подобным отцу, и его чистое детское обещание накладывает обязательства и на него и на близких - они должны ему помочь "самоочищением от всякой скверны". Для новых поколений убедительна лишь правда личного примера. К. Симонов находил, что этот рассказ "полон ума и чувства"*. Он и в самом деле достойно завершал цикл произведений, связанных с Великой Отечественной войной.

_______________

* С и м о н о в К. Рассказ, о котором думаешь. - Известия, 1961, 16 августа.

Со второй половины 1950-х годов Казакевич был захвачен работой над новой темой, посвятил себя грандиозной задаче - создать образ Ленина. К ней он был подготовлен всеми прежними годами работы, ибо образ Ленина наивысшее воплощение того героя, который занимал в творчестве Казакевича центральное место. Вместе с тем писатель сознавал "почти вогнутую крутизну" нового замысла.

Казакевич опирался на богатую традицию советской литературы, ее замечательных мастеров - Горького, Маяковского, Погодина, которые создали фундамент Ленинианы, показали образцы достижения поэзии правды в ленинском образе.

В разработку вечной для нашей литературы темы Казакевич внес свой опыт: предметом его внимания стала мысль Ленина, ее рождение, ее движение. Художник дерзнул проникнуть во внутренний мир необыкновенной, поистине великой личности теоретика и вождя революции, исходя из того, что "только в процессе деятельности познается человек. Мысль - тоже деятельность, переживания, сомнения и преодоление их - тоже деятельность"

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное