— Пусть Тик проходит испытание властью, а мы продолжим воевать со скукой, безысходностью, унынием, тоской и страхом, а также прочей чепухой, что лезет к нам всё время из Реала. Ты с нами, Эл?
— Конечно, парни! Нет вопроса! — Эллис радостно запрыгнула на стол и сделала сальто.
— А как же я? Король без королевы? — загрустил клоун.
— Какая королева, Тик! Смотри, я — максимум инфанта! Люблю тебя, мой друг, но радость боя мне дороже! Вперёд за короля Тик-Така! — Эллис энергично замахала над головой тесаком.
— Я только всё равно в раздумьях: может, мы сейчас нужнее Кити там, в Реале? Что скажешь, Тик? Вернёмся? Бросишь трон?
Тик-Так состроил на своём смешном лице неимоверную гримасу, призванную отразить недюжинную работу клоунского мозга, и наконец изрёк:
— Мы не поможем ей влюбиться, Эл. Помощники в таких делах мешают. По-честному должно быть всё. Внезапно, невзначай. А чёрт со всем! Бросаю трон и снова в вашу банду! Зачем мне трон без миленькой подружки! Что скажешь, Мания? Ты с нами?
Кукла изобразила подобие грустной улыбки:
— Мы скоро все умрём. Мой сын спасёт Реал, а нас просто не станет. Кити, наш Создатель, а для клоуна и Эллис ещё и Госпожа, не смогла принять и пережить смерть любимого человека. Не смогла и никогда не сможет смириться с ней. И она будет мстить миру, отнявшему у неё Егора. Будет мстить миру до его полного уничтожения. Разум Кити не знает о планах её чёрного обугленного сердца. Кити живёт не умом, а сердцем. Месть прячется внутри Кити, сидит глубоко в подсознании, и когда она вырвется наружу и сметёт всё живое вокруг, Кити даже не заподозрит, что имеет к этому хоть какое-то отношение. Её дар — чувствовать так сильно, что чувства создают другие миры и губят уже существующий. Дар, о котором она не знает и который не представляет для неё практической ценности. Если даже Кити узнает о нём, то ничего не сможет поменять или исправить. Она не способна управлять своим даром. Такова доля творца. Но это не значит, что мы не сможем ей помочь избавиться от этого таланта. У меня есть план по освобождению Кити от страданий и мира — от нелепого конца. Как бы вы ни пытались помешать мне, вы не сможете. Наш с Эгором сын уже в Реале. А вам остаётся лишь достойно принять последствия. Такова воля Отца.
Гнетущую тишину прервал высокий голос Кота.
— Пусть будет так. И раз от нас теперь ничего реально не зависит, давайте просто жить и наслаждаться каждым мигом бытия. Я, например, готов отдать припрятанный запас вина и эмо-солонины тому, кто первый снимет с лап моих проклятые верёвки!
Приближающийся конец света отступил, не выдержав конкуренции с ближайшей перспективой удалой пирушки. Глаза собравшихся (тех, у кого они имелись в наличии) радостно заблестели. Сверкнул в пыльном воздухе тесак Эллис, и верёвки с лап Кота упали вместе с разрубленным пополам колпаком. Кот сразу же принялся облизывать затёкшие лапы фиолетовым, в тон надетому на нём алхимическому халату, языком.
— Считаю заседание закрытым, — подытожил историческое событие Тик-Так. — Вперёд, друзья! В бою мы встретим смерть! Иль смерть придёт к нам, или королева — обеих встретим с почестями мы. А трон оставим мы Коту! Он заслужил его своею подлой службой. Меняю трон на эмо-солонину и вино и братство вольное разбойников весёлых! Эгоровцы, давайте все сюда!
Клоун зазывно махнул рукой немногочисленным эмокуклам, стоявшим у дверей замка.
— Скорей, друзья! Закатим пир. Помянем наших братьев, что полегли, спасая и Реал, и Эмомир!
Глава 15
ДневниКити. Тяжёлый день
Всё утро Милка крутилась перед зеркалом, примеряя выданное ей из моих запасов платье пятилетней давности и вызывая у меня крайне противоречивые чувства. Очень хотелось дать ей пару раз по вертлявой заднице и прекратить суету, и в то же время я ловила себя на том, что поневоле любуюсь двоюродной сестрицей. Просто я в молодости. Лет пять назад. Но только до того момента, как Милка откроет рот. А если учесть, что он у неё почти никогда не закрывается, желание слегка побить её уверенно побеждало мою ностальгию по недалекому прошлому. И такая внутренняя борьба неизменно повторялась уже четвёртый день моего неусыпного няньканья с позёркой из Тулы. Да-да, именно позёркой, потому что Мила за два года умудрилась измениться до неузнаваемости в своих взглядах на жизнь и внешнем облике. Во всяком случае, ей хотелось бы так думать. Я же, забирая её у отца четыре дня назад, увидела всё ту же гламурную дурёху, только теперь с винтажным эмо-имиджем и запаренным, отшлифованным глянцевыми истинами маленьким мозгом. Крашенные в чёрный цвет волосы, перетянутые розовой ленточкой, килограмм чёрных теней вокруг глаз, прикрытых косой чёлкой, футболка в чёрно-розовую полоску, вансы на ногах, два чёрных колечка в пухлой нижней губе, чёрные обкусанные ногти.
— Что за маскарад? — спросила я, обретя возможность говорить после первого шока. — Я думала, что все позёры вымерли, как мамонты. Или в Туле всё ещё плейстоцен?