А сегодня мы с Ритой и Милой таскались на Тату-конвенцию. Нужно же было где-то показать шикарные Риткины платья, которые она так старательно и спешно дошивала для отменившейся в итоге поездки. Конвенция получилась так себе, как и ожидалось. Пришли новые жадные организаторы, поменяли привычное прикормленное место, где годами проходил Тату-фест, и перенесли всё в клуб-сарай с низкой платой за аренду и отсутствием вентиляции. Участников получилось в два раза меньше, чем в прошлом году. Наш «БодМод» впервые за пять лет существования игнорировал главное тату-мероприятие города, отправившись на рок-тусу в Лапландию. Правда, в последний момент от компании неожиданно отпал Дэн. Он собирался ехать на своей машине со мной, Ритой и его очередной подружкой, но в последний момент отбрехался болезнью своей гёрлфренд и очередным мероприятием подвешивания в «Моде». В «Мод» я не пошла, не хотелось тащить туда Милу, да и смотреть на чужой саспеншн после своего сакрального опыта пока не было желания. В моей голове по-прежнему звенел отчаянный крик — «отпусти меня». А вот на конвенцию мы решили сходить покрасоваться.
Приятно делать вид, что тебе совершенно безразличны восхищённые взгляды со всех сторон. Наша живописная троица приковала всеобщее внимание, тем более что конвенция на этот раз вышла откровенно скучная. Исключая безголовых эксгибиционистов, которые делали себе тату в полной антисанитарии фестиваля, смотреть больше было особо не на что. Приехали мастеровитые ребята из Нюрнберга, но исключительно занудные — весь дизайн потырен из Интернета. Ещё на втором этаже сидел очень забавный мастер из Одессы, в противовес немцам настоящий гений креатива, но на любителя весёлого примитива. На сцене вручали очередные награды за лучшую татуировку в каком-то стиле. Милка откровенно зевала и стреляла глазами в брутальных бородатых татуировщиков.
Все ждали выступления «Цирка Боли», в котором принимал участие наш Дэн — участвовал в парном подвесе. А мне что-то совсем не хотелось смотреть на яркое и ослепительное шоу для людей с сильными нервами. Полная профанация саспеншна, на мой взгляд, смерть метафизики и победа плоти над духом, хотя анонсируется обратное. Жестокий обряд посвящения индейских юношей в мужчин превратили в шоу фриков, потакание животным инстинктам, не вызывающее у меня никакого уважения. Набор трюков, зарабатывание денег на низменном восхищении, напыщенность, чистый математический расчет, знание анатомии и желание показать всем, что ты можешь что-то такое, на что они никогда не решатся. Чистое позёрство, одним словом. Я честно взлетела над собой на стальных крюках и не хочу туда опять, но если бы мой мучительный полёт происходил на публике, боюсь, не испытала бы тогда никаких духовных впечатлений и ничего полезного для себя не вынесла бы.
Но никого не осуждаю, особенно друзей. Если Дэну хочется висеть над сценой на глазах у бухающей публики и держать на коже проткнутых коленей другого такого же смельчака — это его выбор, его тело и его боль. Поэтому, когда появился Дэн, обнял и расцеловал по очереди нашу троицу, я очень обрадовалась. Друзья — это так прекрасно! Можно подойти к человеку и обнять его только потому, что ты его сегодня ещё не видел. На сцене колбасились какие-то пустоголовые трубадуры, очередная никому не известная пародия на джи-рок пополам с эмокором. Народ скучал в ожидании порции адреналина от «Цирка Боли». Что ещё может порадовать поколение фанатов слэшеров больше, чем вид добровольно протыкающих всевозможными предметами свои разукрашенные тела новых дикарей, висящих под куполом цирка на собственной шкуре? А может, здесь скрыт некий метафизический аспект? Чужая боль снимает свою, даёт толчок к пониманию ценности собственной жизни? Или шоу боли просто очередная порция хлеба и зрелищ для варваров с айфонами на аренах электрических колизеев?
От занудных рассуждений о вечном меня оторвал Дэн, нагнувшись к моему затоннеленному уху.
— Кити, мошно тебя похифить на пафу минуф?
Стараясь перекричать музыкантов, он всем видом пытался донести до меня важность своего дела, легонько подталкивая рукой в сторону гримёрки. Поручив Милку королеве Рите, а в сегодняшнем наряде воспринимать её по-другому было просто невозможно, я в недоумении проследовала за Дэном. В тесной гримёрке никого не было, кроме нас двоих, спёртый воздух, надрывающаяся мигающая лампа дневного света, и я совершенно не понимала, что я там делаю и почему Дэн усадил меня на скрипучий стул, а сам отошёл к заколоченному фанерой окну, повернулся ко мне спиной и молчал. Не понимала или не хотела понимать?
— Киф! Я внаю, фто ты девуфка Риты. Или как это там у вас прафильно нафывается. Внаю страфную несправедливую ифторию с Егофом. Всё внаю. Но ефли я фейчас не скафу фебе фто фочу, я профто взорвуфь! — (Когда Дэн волнуется, понять его становится очень сложно). — Мне не нуфно от фебя никакого отфета. Профто я хочу, фтобы ты внала, фто я фебя люблю.