Эмоции в розницу

Мы забрались в салон глайдера. Запуская автопилот, я наблюдала, как Грег подходит к своей машине, открывает дверцу и садится на водительское сидение. Позже, многократно прокручивая этот эпизод в памяти, я воспроизводила его у себя в голове с эффектом замедленной съёмки. Вот Грег захлопывает за собой дверцу автомобиля. Вот я поворачиваюсь к Энди, чтобы ответить на какой-то его вопрос или шутку, вот сама улыбаюсь в ответ. Вот боковым зрением я отмечаю, как сумеречный лес внезапно озаряется ослепительно ярким световым залпом с той самой стороны, где стояла машина Грега. Я даже на сотую долю секунды успеваю восхититься таким необычным явлением. И только потом до моего сознания доходит, что помимо вспышки был ещё и звук. Рвущий пространство. Оглушительный. Настолько, что на какое-то время я лишаюсь способности понимать происходящее. Позже, увидев полные ужаса глаза Энди, я заставляю себя повернуться и посмотреть в ту сторону, откуда брызжет свет. Там, на месте машины Грега пылает металлическая конструкция, подожжённые обломки которой успели разлететься на десятки метров вокруг. Оглушившая меня звуковая волна оказалась следствием взрыва.

Несколько дальнейших минут – или это были секунды? – вспоминаются как в туманной завесе.

Я выпрыгнула из глайдера, сжимая голову руками и что-то крича, пытаясь позвать Грега. Кажется, я умоляла его выбраться из машины и рвалась к ней сама, но чьи-то сильные руки не пускали меня это сделать. Я выворачивалась, срывая голос на хрип, пока лес вокруг не закружился с бешеной скоростью, а моё сознание не растворилось в топкой мгле, изредка озаряемой болезненными, ослепительно белыми пятнами.

Глава 19

– Мира-Мира, глупая Мира, – баюкает меня удаляющийся, слегка укоризненный голос Грега.

Но я отчаянно пытаюсь сопротивляться сну:

– Грег, постой! Я столько всего должна тебе рассказать! Тебе нельзя туда, слышишь?

* * *

Невыносимо жарко, хочется разорвать на себе одежду, но, оказывается, я и так уже полностью обнажена. Горит моя кожа, которую я пытаюсь с себя содрать. Одновременно с этим меня саму изнутри раздирает звук. Невыносимо громкий и страшный. Я знаю – это весть о конце света. Накрывает тягостное предчувствие смерти всего окружающего мира, в то время как сама я остаюсь живой, и это вызывает во мне бесконечные страдания.

«И я! Я тоже хочу умереть! Заберите меня, я не должна существовать!» – кричу в немигающую пустоту. Но никто не слышит. Я остаюсь совершенно одна в вакууме, где нет ни верха, ни низа, ни переда, ни зада, ни звука, ни тишины. А глаза не различают ни света, ни темноты, ни очертаний объектов. Есть лишь чувства: пустоты и страха. Больше некуда бежать. Больше некого звать. Больше не за что ухватиться.

* * *

Сознание возвращалось медленно и как будто нехотя. Я ощущала себя побывавшей в глубокой норе, из которой меня, безвольную и ослабшую, вытащили чужие незнакомые руки. Комната, в которой я очнулась, тоже была незнакомой. Я слышала едва уловимый запах Грега, но не видела его. Вместо него рядом с кроватью, на которую меня уложили, стоял младший из братьев Грега, Юджин, и ещё один, неизвестный мне мужчина. Судя по виду, он был возраста моего отца. Из вены в моей правой руке торчала игла с силиконовой трубкой. Во рту пекло, а язык почти прилип к нёбу и ощущался тяжёлым камнем.

– Грег, – просипела я, с трудом ворочая этой глыбой во рту. – Пожа…луйста… позовите Грега.

Юджин наклонился к кровати, беря меня за руку, и я увидела, что из его глаз текут слёзы. Не знаю как, но я поняла, что плачет он вовсе не из жалости к моему состоянию. Я вспомнила всё, что предшествовало обмороку, и неприкрытое горе Юджина уложило тяжёлую плиту на мою грудь.

– Мира… Прости. Пожалуйста, прости!

«За что ты извиняешься?», – взглядом отвечала я, закрывая глаза и надеясь вновь провалиться в спасительное беспамятство. Всё кончено. Грега больше нет. Мой личный конец света всё-таки наступил.

* * *

Ад. Безнадёжный ад первых дней после того взрыва невозможно описать полноценно. Пробуждение от сна и осознание неумолимой реальности случившегося каждый раз заканчивалось моей истерикой и попыткой окружающих с ней совладать. Странные. Я не понимала, почему они так пекутся обо мне и как им хватает на это сил. Сама я не могла в этой ситуации думать ни о чьих других чувствах, кроме одного собственного – клокочущего, раздирающего, жгущего. В который раз из-за Грега моя жизнь разделилась на «до» и «после».

Всё осложнялось ещё и постоянным присутствием рядом со мной врача. Господина Наварру пригласили братья Грега, которые всерьёз беспокоились за моё состояние из-за проблем с сердцем. А анализы крови и результаты наспех сделанного ЭКГ настораживали самого врача.