Допустим, мы страдаем сексуальной зависимостью. Это форма обсессивно-компульсивного расстройства, влияющего на многие сферы жизни. Адекватное, здоровое стремление выходит за рамки чисто физического удовлетворения. По сути, мы стремимся к пяти основным нуждам – внимание, принятие, понимание, любовь, дозволение, то есть изначальным потребностям ранних лет жизни. К примеру, мы жаждем отцовской любви, удовлетворения пяти основных нужд, ощущения безопасности и защищенности. Мы хотим чувствовать присутствие и поддержку любимого человека, чего не получили от отца. И теперь ищем эту любовь, только не в продолжительных близких отношениях, а в сексе. Когда мы находим то, что искали, усиленно вырабатывается дофамин – нейромедиатор вознаграждения. Он-то и подогревает зависимость.
Однако зависимость также предполагает избегания: мы боимся настоящей близости в отношениях, которая может принести нам истинное удовлетворение. Мы предпочитаем дофамин окситоцину (гормону привязанности). Мы сочетаем страх и желание и
Так мы используем секс, чтобы получить то, чего ищем, и избежать того, чего боимся. Как? Мы выбираем сексуальные утехи вместо удовлетворяющей сексуальной близости, в которой можем получить то, о чем мечтаем, при этом ни от чего не ускользая. Вместо окситоцина мы гоняемся за адреналином и дофамином.
Нейропластичность – настоящее спасение для тех, кто стремится к позитивным изменениям. Но когда речь идет о повышении уровня дофамина, та же самая пластичность делает нас менее гибкими, менее предрасположенными к новому мышлению и поведению. Дофамин связан с вознаграждением, удовольствием, ложным чувством контроля и уверенности. Зависимость от него мешает нам выйти за рамки того, что он предлагает, и вести более гармоничный образ жизни. Мы попадаем в порочный круг, который связывает нас по рукам и ногам.
В нашем примере жажда отцовской или материнской любви может также привести к тому, что мы будем искать партнера старше нас. Мы думаем: «Этот человек либо даст мне то, что мне нужно, либо отвергнет меня, как это делал отец (или мать)». Или, наоборот, мы ищем партнера младше себя. Тогда мы сами играем роль любящего отца или матери: «Я покажу этому человеку, что мне нужно, вместо того чтобы самому получить это. И получу это, давая». Зачем искать партнера младше, а не старше? Возможно, по той причине, что общение с молодым человеком кажется
С учетом особенностей нашего поведения основная задача – научиться безусловному состраданию по отношению к себе и к другим. Можно проанализировать свое состояние еще глубже и задать вопрос:
Наконец, принятие и отвержение могут стать триггерами для укрепления или ослабления нашего эго. Мы чувствуем свою силу, когда нас принимают, и это порой порождает высокомерие. Мы чувствуем себя беспомощными и неуверенными, когда нас отвергают, и это может привести к самоуничижению. Теперь понятно, почему отвержение так больно ранит нас, а принятие дает столько радости. В каком-то смысле ощущать свою силу – значит быть личностью; без нее мы никто. Почти парадоксально, что отказ от эго, ведущий в буддизме к просветлению, становится для него ужасающей потерей.
Почему близость так пугает? Возможно, потому, что она предполагает уязвимость, отказ от эго, доверие даже в спорной ситуации, отказ от контроля, готовность предстать перед человеком таким, какой вы есть, чтобы он видел вас насквозь. Такая смелость под силу не каждому. Близость означает, что мы снимаем покровы даже с того, что хотели бы скрыть, и ничего не прячем.
Взаимозависимость, тесная связь приносит отраду и утешение. Однако она вызывает противоречивые чувства. Большинство стремятся к близости и в то же время боятся ее. Мы читаем об этом у Уильяма Вордсворта в «Тинтернском аббатстве»: