Эмоциональный мозг

Динамика изменений средней величины слуховых порогов у всех испытуемых представлена на рис. 20. Введение световой вспышки после пропущенного сигнала вызвало понижение порогов, а болевое наказание повысило слуховую чувствительность еще больше. Эмоции, не связанные с выполняемой деятельностью, оказали сильное и диаметрально противоположное влияние: отрицательное эмоциональное состояние сопровождалось повышением порогов, положительное — их значительным снижением. Результаты экспериментов М. Н. Русаловой позволяют сделать вывод о зависимости влияния эмоций на деятельность от характера потребности, обусловившей данное эмоциональное состояние. Положительные эмоции относительно неспецифичны: каждый из нас знает по собственному опыту, что хорошее настроение оказывает благотворное влияние на эффективность работы даже в том случае, если оно возникло вследствие причин, к работе не относящихся (приятное известие, хорошая погода и т. п.). Что касается отрицательных эмоций, то их мотивационный источник весьма важен для характера влияния на деятельность. Как показывают эксперименты и непосредственные наблюдения, подобное влияние может быть прямо противоположным.

Качество потребности, лежащей в основе того или иного эмоционального состояния, приобретает особенно важное значение, когда мы переходим к эмоциям, возникающим на базе сложных социально-детерминированных мотиваций.

М. Н. Валуева [1969] и И. Н. Грызлова [1976] регистрировали изменения слуховых порогов и частоты сердцебиений в двух сериях экспериментов, причем в одном случае пропуск звукового сигнала сопровождался электрокожным раздражением запястья руки наблюдателя, а в другом случае — раздражением его партнера по опыту. Если судить о степени эмоционального напряжения по изменению частоты сердечных сокращений, то из 20 обследованных лиц 14 (то есть 70 %) обнаружили большую степень тревоги в ситуации, когда наказание угрожало им самим. У трех испытуемых зарегистрирована равная степень тревоги за партнера по опыту и за себя, а у трех других частота сердечных сокращений была максимальной, когда наказанию подвергался партнер. Полученные различия невелики, но статистически значимы (Р = 0,01).

Рис. 20. Разности пороговых интенсивностей звука, вычисленные по отношению к фону (в децибелах затухания по аттенюатору) 1 — группа А; 2 — группа Б (по М. Н. Русаловой).

При исследовании слуховых порогов у 27 других лиц пороги понизились в ситуации, где наказанию подвергался партнер, по сравнению с ситуацией, где болевое раздражение наносили самому наблюдателю, у 9 человек, что составляет 30 % всех обследованных лиц.

Даже в этих сравнительно элементарных ситуациях выступила чрезвычайная сложность зависимости финальных физиологических сдвигов (изменения порогов восприятия звуковых сигналов, частоты сердцебиений) от всей совокупности личностных факторов, определяющих реакцию субъекта. Так, сравнение результатов измерения порогов с анализом обследованных лиц по вопроснику Р. Б. Кэттелла показало, что субъекты, наиболее восприимчивые к ситуации наказания партнера за допущенные ими ошибки: а) хорошо контролируют свое поведение, б) адекватно ориентируются в среде, в) заботятся о своей репутации, г) неукоснительно выполняют социальные требования, д) обнаруживают высокую степень тревожности и предрасположенности к социально-детерминированной фрустрации [Грызлова, 1976].

Мы полагаем, что в получивших широкую известность опытах С. Милгрэма [Milgrem, 1974] две трети студентов продолжали усиливать раздражение током партнера, несмотря на имитацию этими партнерами «криков боли», не в силу какой-то особой склонности к жестокости, а вследствие характера инструкции (добровольность опытов, важность этих опытов для науки и т. п.). При изменении инструкции и вызванном этим изменением сдвиге мотивационных установок результат оказался бы существенно иным.

Зависимость порогов восприятия от характера мотивов обнаруживается и в экспериментах с опознанием нейтральных или эмоционально окрашенных слов. Тахистоскопическое предъявление этих слов показало, что продолжительность экспозиции эмоциональных слов, необходимая для прочтения, может быть и больше и меньше, чем в случае предъявления нейтральных словесных сигналов [Bruner, Postman, 1947]. Пока окончательно не ясно: имеем ли мы дело с неосознаваемыми реакциями на эмоционально значимые слова или испытуемые склонны задерживать ответ при появлении на экране «неприятного» слова [Whittaker, Gilchrist, Fischer, 1952]. О том, что необходимость вербального ответа не безразлична для испытуемого, свидетельствуют опыты Беглайтера и Плаца. Поздние компоненты вызванных потенциалов на «запретное» слово были выражены сильнее, чем при экспозиции нейтральных слов. Эти сдвиги усиливались, если после экспозиции субъект должен был повторять слова, в том числе и эмоционально окрашенные [Begleiter, Platz, 1969].