Empire of Liberty: A History of the Early Republic, 1789-1815

Мэдисон и другие сторонники Конституции - федералисты, как они себя называли, - надеялись, что расширение национальной сферы деятельности не позволит разнообразным и противоречивым интересам общества объединиться и создать тираническое большинство в новом национальном правительстве. Мэдисон понимал, что так уже было в американской религии: множество религиозных сект не позволяло ни одной из них доминировать в государстве и позволяло просвещенному разуму либеральных джентльменов, таких как Джефферсон и он сам, определять государственную политику и отношения между церковью и государством, а также защищать права меньшинств. "В свободном правительстве, - писал Мэдисон в "Федералисте" № 51, - безопасность гражданских прав должна быть такой же, как и религиозных. В одном случае она заключается в множественности интересов, а в другом - в множественности сект".73

Мэдисон, однако, не ожидал, что новое федеральное правительство будет нейтрализовано и бездействовать из-за конкуренции между этими многочисленными разнообразными интересами. Он не предполагал, что государственная политика или общее благо национального правительства возникнут естественным образом в результате взаимодействия множества сталкивающихся частных интересов. Вместо этого он ожидал, что эти интересы нейтрализуются в обществе и позволят либерально образованным, рациональным людям - людям, по его словам, "чьи просвещенные взгляды и добродетельные чувства делают их выше местных предрассудков и схем несправедливости" - решать вопросы общественного блага бескорыстным судебным путем.74

В качестве "вспомогательного требования" к своей схеме Мэдисон предсказал, что возвышенная и расширенная сфера национальной политики будет действовать как фильтр, очищая людей, которые станут этими национальными судьями.75 На более широкой арене национальной политики с расширенным электоратом и меньшим числом представителей народ был более склонен игнорировать нелиберальных узколобых людей с "вспыльчивым характером" и "местными предрассудками", тех середнячков, которые доминировали в законодательных органах штатов в 1780-х годах, и вместо них избрать в новое федеральное правительство только незаинтересованных джентльменов76.76 Достаточно сравнить шестьдесят пять представителей, назначенных в первый национальный Конгресс, с тысячей или более представителей в законодательных органах штатов, чтобы понять, что этот процесс фильтрации и доработки Конституции мог означать в социальном и политическом плане.

Большинство лидеров революции, другими словами, продолжали сохранять возможность добродетельной политики, которой занимались хотя бы немногие в обществе. Среди всей этой суматохи частных интересов, возможно, лишь немногие были способны стать основателями и законодателями, которые, как сказал Гамильтон, "с высоты своего положения... с презрением взирают на все подлые и заинтересованные занятия". "Богатые люди", - заявил Роберт Р. Ливингстон на ратификационном съезде в Нью-Йорке, - обладают "более бескорыстными чувствами", чем простые люди, которые, как правило, "больше всего заняты своими заботами и бедами".77 Даже Джефферсон признавал, что лишь те немногие, "кого природа наделила гением и добродетелью", могут "благодаря либеральному образованию стать достойными и способными охранять священные права и свободы своих сограждан" 78.78 Лишь немногие были достаточно либерально образованы и космополитичны, чтобы иметь широту взглядов, позволяющую понять все различные интересы общества; и лишь немногие были достаточно независимы и беспристрастны, чтобы судить об этих различных интересах и продвигать общественное, а не частное благо.

Такая элитарная концепция Конституции должна была вызвать противодействие в Америке, которая становилась все более эгалитарной и наполнялась амбициозными людьми среднего достатка, которые хотели иметь право голоса при управлении страной. Действительно, как предупреждал Джон Дикинсон своих коллег по Филадельфийскому конвенту, "когда этот план выйдет в свет, он подвергнется нападкам со стороны народных лидеров. Аристократизм будет главным словом, шибболетом среди его противников".79