Энактивизм: новая форма конструктивизма в эпистемологии

Кроме того, Э. Морен – президент Ассоциации сложного мышления (Association pour la pensée complexe), созданной во Франции, но развертывающей ныне свою деятельность в широкой международной сети ученых. Начав свою научную карьеру как социолог, изучающий первоначально феномен кино в социологическом плане, Эдгар Морен естественным образом перешел к рассмотрению самых общих философских вопросов перестройки мышления и языка, что, по его убеждению, должно позволить человеку лучше понять тот сложный и неопределенный мир, в котором мы живем. При этом он раскрыл себя как оригинальный мыслитель и плодовитый писатель, выработавший свой особый, сочный и метафорический язык.

Почетный профессор многих университетов мира, он главным образом известен как родоначальник, разработчик и активный приверженец концепции «сложного мышления». Решительно отказываясь от разделения знания на обособленные дисциплинарные области, он призывает навести мосты и воссоздать связи между различными областями дисциплинарного знания, понимать знания в их контексте и в совокупности, когда, собственно, они и обретают свой подлинный смысл. Его имя широко известно в международном научном сообществе, в особенности в Италии, Португалии, Испании, Латинской Америке, в странах Азии.

В истории философии Востока и Запада можно найти целый ряд идей и представлений, которые послужили в качестве предпосылок для развития Э. Мореном принципов сложного мышления. Он сам называет ряд мыслителей, которые оказали на него наибольшее влияние.

С древних времен китайское мышление основывалось на диалектическом (дополнительном и антагонистическом) отношении между Инь и Ян. Согласно Лао-цзы, основоположнику даосизма, реальность строится как противоборство и единение этих противоположных начал. На Западе, в Древней Греции, прежде всего, Гераклит был тем мыслителем, которому открылась необходимость соединения воедино противоречивых понятий, таких как движение и покой, жизнь и смерть и т. п.

В эпоху Нового времени Блез Паскаль был, пожалуй, ключевым мыслителем в развитии подходов к пониманию сложности. Когнитивный императив Паскаля состоял в том, что нельзя понять части, не зная целого, а целое, не зная частей. Не только части входят в целое, но и целое существует в каждой части. По всему умонастроению и мировоззренческой ориентации Паскаль чрезвычайно близок Э. Морену. «Паскаль осознавал невозможность веры, основанной на разуме. Он осознавал существование пределов разума. Он знал, что все может быть подвергнуто сомнению. Паскаль имел личный мистический опыт. Он занимался чисто рациональными размышлениями, в том числе в научной, основанной на опыте форме. Но вместе с тем он знал, что существует нечто за пределами упорядоченной рассудочной деятельности, a именно – милосердие, – далее Морен прямо сравнивает себя с Паскалем: «…И я тоже рационален, но я – не отношусь к рационалистам; я – мистичен, но я – не среди мистиков; у меня есть вера, но я не в числе верующих в религию… С моей точки зрения, рациональность – это диалог с нерационализируемым»[93].

Лейбниц в «Монадологии» сформулировал принцип сложного единства множественных единиц бытия – монад. Всякая монада есть целостная единица, воспроизводящая в себе, как в живом зеркале, тотальные свойства универсума. Спиноза ввел в свою философскую систему идею самопроизводства мира посредством его самого – идею causa sui. Кант, говоря о трансцендентных для опыта сущностях, сформулировал антиномии чистого разума. У Гегеля процесс самоконструирования и саморазвертывания становится эпическим романом, в котором дух свободно отпускает себя в природу (представляющую собой инобытие духа), чтобы завершить цикл своего собственного развития. Диалектика Гегеля, развитая в дальнейшем Марксом, становится у Морена основой его диалогики. Ницше заявил о кризисе оснований определенности и показал, что хаос имеет и креативное лицо. В метамарксизме, у представителей Франкфуртской школы, в негативной диалектике Т. Адорно, в диалектике просвещения М. Хоркхаймера, а также в конструктивистской эстетике позднего Г. Лукача можно обнаружить не только многочисленные пассажи с критикой классического разума, но также и наброски, отвечающие духу современной теории сложности.

Для Э. Морена как мыслителя, пришедшего к философскому осмыслению феномена сложности из социологии, немаловажное значение имели также литературные источники. В то время как наука и абстрактная философия, как правило, игнорируют индивидуальное, единичное, конкретное, историческое, литература, особенно в наилучших образцах классического русского и французского романов – в романах Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого, О. Бальзака и М. Прус та, раскрывала человеческую сложность в ее живой плоти и во всей глубине раздирающего ее духа противоречия.