Энактивизм: новая форма конструктивизма в эпистемологии

Увлеченное освоение этих нетрадиционных идей и представлений утвердило Морена в мыслях о необходимости внимательного чтения и изучения статей бельгийского физико-химика Ильи Пригожина об образовании «диссипативных структур» в условиях, далеких от термодинамического равновесия. Это была, по сути, иная формулировка идеи возникновения организации из беспорядка, или порядка из хаоса. Стало ясно, что симметрия – это смерть. Для развития плодотворно то, что лишено симметрии, что разупорядоченно, что находится в состоянии, далеком от равновесия. Проникнув во внутреннее существо этих идей, Э. Морен получил основания для того, чтобы ввергнуть себя в авантюру осмысления жизни как автоэкоорганизации.

Свои эпистемологические выводы Морен основывает на выделении двух фундаментальных аспектов сложности. Первый аспект – это холизм, соединение частей или элементов с образованием единого целого, обретающего новые свойства. Сложное, на латинском complexus, буквально означает то, что соткано, сплетено вместе, что создана единая ткань[96]. Второй аспект сложности состоит в том, что всякое сложное познание, сложное явление или структурообразование в природе и обществе раздираемо глубокими, нередуцируемыми противоречиями, которые не столько разрушают сложное, сколько, как это ни парадоксально, строят его. Сложное образование потому и сохраняется, что оно постоянно, ежеминутно разрушается, «испытывает» разрушение, беспорядочно «примеряет» случайно попадающиеся ему лоскутные «одежды», готовит себя к кризисам и атакам хаоса, как говорят сегодня сторонники теории самоорганизованной критичности, балансирует на краю хаоса.

Еще Нильс Бор говорил, чем отличаются глубокие истины от плоских истин. Тем, что противоположное глубокой истине – это тоже истина. Истина заключается в объединении антагонистических, но вместе с тем и дополняющих друг друга понятий. Морен называет это диалогикой, в отличие от диалектики. Примеры у всех на слуху: волна – частица в квантовой физике или индивид – общество в гуманитарных и социальных науках. Как в том, так и в другом случае мы имеем дело с двумя несовместимыми, но вместе с тем необходимыми друг для друга, взаимодополнительными сущностями. Принцип диалогики пронизывает самодвижение образований в неживой природе, жизнь в природе, мышление человека.

Рассмотрим хотя бы пару индивид – общество. Когда психолог интересуется индивидом, общество исчезает, оно предстает только как оболочка для жизни человека. А когда социолог изучает общество, индивид является только инструментом, которым манипулирует общество. Это кажущееся противоречие легко преодолеть, сделав акцент на обоих понятиях: индивиды продуцируют общество, которое продуцирует индивидов.

Значительное место Морен отводит рассмотрению другой понятийной пары: порядок – беспорядок. С точки зрения классического детерминизма Вселенная упорядоченна, а беспорядок и случайность являются показателем нашего незнания или недостаточности нашего знания Вселенной. Согласно же принципам сложного мышления – и это согласуется с той картиной, которая открывается перед нами в повседневном опыте, – в мире происходит игра, одновременно и конкурентная, противоречивая и дополнительная, взаимно согласованная между порядком и беспорядком, между регулярностями и необходимостями, с одной стороны, и неопределенностями и случайностями – с другой. Как пишет Морен в своем главном сочинении «Метод», «беспорядок и порядок смешиваются, взывают друг к другу, нуждаются друг в друге, состязаются друг с другом, противоречат друг другу. Этот диалог осуществляется в необыкновенной великой игре взаимодействий, превращений, организаций, где каждый работает за себя, каждый за всех, все против одного, все против всего…»[97].

В плане построения человеческой личности принцип диалогики означает неразрывное соединение в ней противоположных установок. Вера у Морена это, прежде всего, вера в солидарность и братство – несет в себе зародыш скептицизма и колебания. Морен очень часто ссылается на те или иные мысли Паскаля. «Паскаль – архетип того, кем я считаю самого себя – человек – носитель рациональности, научности, но в то же время человек – носитель сомнения, веры, мистицизма и религии. Я всегда остаюсь очень рациональным, но в то же время я борюсь против рационализации, поскольку я полагаю, что существуют пределы логики и разума; я верю в науку, полностью отдавая себе отчет в существовании пределов того, что доступно науке»[98].