Это было какое-то безумие: этот спор об очевидном в шаге от рыдающей убийцы, то и дело оглядываясь на нее, на ее палочку, из которой лезли теперь призраки сломанных игрушек вперемешку с горелыми обрывками писем…
— Какое это имеет значение? — с трудом оставаясь спокойным, заговорил Тесей. — Почему за ее неудачную жизнь должны были платить Певереллы, Риччи, такие же люди? Это что, справедливо?
— Никому не нужна твоя справедливость, они все мертвы!
— Мне нужна! — вспылил он. — Риччи нужна!
— Да, тебе!
Тесей помчался было спорить дальше, но тут до него дошел настоящий смысл ее слов.
— Что ты сказала?
Винда смотрела на него со стыдом и гневом, отблески сыпавшихся из палочки Кэрроу заклятий выбелили ей лицо.
— Я нашла его на кладбище, на их могиле, я… Он был мертв. В тот день перед моим праздником. Я пошла на Пер Лашез, хотела поискать следы тем золотым заклинанием. — Она говорила все быстрее, так, что не хватало дыхания. Совсем как Кэрроу. — Я думала, вдруг я найду его быстрее тебя! Он был там, мертвый, без единой раны, как Дафна, и я… Я не знала, что делать, я… Я спрятала его, превратила его в цветы, и… Пара дней все равно ничего не изменит! А если…
Тесей не слышал дальше, потрясение оглушило его как гранатой.
«Моя сестра любит розы».
Глаза залило красным, как те самые розы на кладбище.
— Почему ты мне не сказала?
Она смотрела то ли панически, то ли с мольбой.
— Его убили магией, ты бы решил, что все это слишком опасно, и велел мне сидеть дома! И…
Винда замолчала. Тесей смотрел на ее совершенно незнакомое лицо — а незнакомое ли? Он ведь видел, замечал! — и чувствовал, что его сейчас попросту вырвет.
— Ты бросила труп моего друга гнить там, чтобы избавить себя от скуки?
Винда шевельнула губами, но без слов, и в бледном лице ее как будто что-то лопнуло. Она попятилась, качаясь, путаясь белым подолом в корнях, и трансгрессировала.
Тесей смотрел в пустоту перед ним, откуда она вырвала себя с мясом, на обрывки белой ткани на мокрых ветвях. «Моя сестра любит розы». Вот почему та нимфа не отходила от цветов на могиле. И вспышки света сосед Певереллов видел белые, не зеленые. Он ведь давно все знал. Никто не убивал Певереллов, ему просто хотелось так думать. Хотелось магию.
Из палочки Кэрроу били синие лучи вхолостую повторяемого Обливиэйт, а следом — никого не убившее Непростительное. И тряпичный единорог, трансфигурированный из чашки.
Если бы Винда снова спросила сейчас про те шрамы, Тесей рассказал бы, что тогда было даже не больно, нужно было просто идти, он только об этом и думал. Просто дойти, и все тогда будет в порядке. Только в этом был смысл.
За спиной зашуршало — Кэрроу встала с земли и смотрела на него. Худые пальцы сжимали сломанную волшебную палочку. Тесей смотрел на нее безо всяких чувств. Убьет? Получится у нее заклинание? Он не стал дожидаться ответа. Нужно просто идти, вот и все. Он это и сделал — отвернулся и просто пошел.
========== Эпилог ==========
Лилль, Париж, Руан. Железная дорога между ними. Тесей смотрел в окно поезда, а мысли жили своей жизнью, коротко отстукивали в ритме колес. Певереллов не убивали. Не убивали магией. А Риччи — да. Кто? Ищи, кому выгодно. Выгода была у Искателя Даров. Он нашел Риччи на могиле Дафны и убил его ради камня. Дальше мысли не шли.
На досках к корабельному борту, в нескольких часах от родной земли, его накрыла вдруг паника, и он оглядывался и оглядывался на берег: что-то забыл, чего-то ждал? Потом была словно трансгрессия, растянувшаяся на часы: такая же невозможность что-либо сделать, потому что ты не здесь и не там. А потом Саутгемптон. Люди, расспросы, бумаги. И снова стук колес. Певереллов не убивали. А Риччи — да. Легко, быстро, чудесно. Почему та женщина это сказала? Сейчас это казалось ему самым важным вопросом на свете.
«Станция Локвуд».
Тесей перечитал это знакомое название на стене за окном, а поезд уже двигался дальше, и живая изгородь на сером склоне тянулась скачущей линией, как будто кто-то огромный рисовал на холмах нечто веселое и зубастое. Эта мысль пришла легко. Он уже думал так. Видел это.
Это были знакомые места.
И что-то в нем зацепилось за эту изгородь и тянулось, раскручивалось так быстро, что не удержать, из-под этих четырех лет, из-под всех его почти трех десятков. Он видел эти яблони, этот ручей, этот старый мост среди камышовых зарослей. Он это видел, был здесь, правда! Он просто потом заблудился.