Снова ожидаемый ответ. Женщины вроде нее держат лицо до последнего, ему это нравилось. Она вообще ему нравилась, он всегда любил красивые вещи.
— Поговорим о другом. Я буду рад ошибиться и узнать, что сердце вам не разбили, — сказал он. — Опять.
Уж на такое она смолчать не могла.
— С чего вы…?
Он прервал этот наивный протест мягким смехом.
— Вы, конечно, не помните, но я столкнулся с вами в тот день, когда вы вернулись. После вашего праздника.
…Вот она бежит вверх по лестнице, в том же платье, в котором ушла, стискивает красивые дрожащие губы — еще бы, ни один мужчина не заставит ее плакать! Бежит — и спотыкается, падает белыми коленями на ступеньки. И окажись она одна, то слезы взяли бы свое, но не в присутствии постороннего, о нет. Постороннего, который любезно делает вид, что ничего не заметил, и просто помогает ей встать. Она роняет сдавленное Merci и уходит в дом, но нужный момент уже случился, его не отменить. Это и есть настоящая магия— не упустить момент.
Винда тоже помнила, конечно.
Он грустно улыбнулся:
— Догадаться, что вы несчастны, было не трудно. Как и о причинах.
— Вас это не касается.
Он поднял ладони, признавая ее правоту.
— Увы!.. Но позвольте сказать.
Она молчаливо позволила, и он тихо, осторожно двинулся вперед, на словах как на звериных лапах.
— Вы не повинны в чужой глупости и слепоте, Винда. В том, что в вас видели то, что хотелось использовать. Все они.
Чем менее ясны слова, тем понятнее слушателю. Главный трюк магловских гадалок, и какой верный. Нужно лишь чтобы человек захотел слушать, а услышит нужное тебе он сам. Но про нее он знал достаточно, потрудился проверить пару сплетен, понаблюдать, и Винда слушала свое нужное завороженно, подставляла себя под ласку его слов. Она ведь почти застала его врасплох на Пер-Лашез своим появлением, своими странными золотыми чарами, которые едва-едва не выдали его на этой могиле, где он, невидимый, стоял над телом бедного юноши с бесполезным камнем в руке. Тоже красивая вещь, он оставил ее себе на память… Винда безупречно завершила его работу: лежать цветами на груди мертвой любимой — это ли не совершенный конец? Тогда он и решил узнать о ней больше. И узнал достаточно.
Слишком женатый Луи Малфой, слишком немудрый Тесей Скамандер — сколько еще было вас, болванов, смотревших в эти глаза и не понявших, что само шло к вам в руки? Душа, жаждущая быть проданной.
— Они неспособны жертвовать ради вас и потому неспособны оценить вашу жертву, — голос все тише, тем громче слова. — Вашу готовность совершать ради них то, за что вы сами себя не простите.
Глаза ее блестели, уже влажные, готовые, и как же вкусно дрожит эта жилка на шее, звенит почти как струна. Он протянул к ней руку, но не тронул, просто сказал:
— Вы не виновны в том, что они не способны любить так, как можете вы.
Через ресницы ее капнула слеза.
Он глубоко вздохнул, вбирая запах этих дюймов между ними, ее загнанное дыхание, биение груди под теплым бархатом платья. Потом закончил:
— А еще вы прекрасны.
Она смотрела на него изнеможенно и жадно, покорно, и он наклонился, коснулся губами ее мокрой горячей щеки. Отвернулся и вышел из зала.
Теперь нужно лишь подождать, спешить некуда.
Его шаги вторили полуночному бою часов где-то в доме: раз, два, три, четыре, пять… Дракон успел тебя поймать.