Среди хаоса и разрухи упрямо поднималась принцесса. В ее руке, разгоняя черные тени, пламенел красными всполохами меч. Как в страшном сне, Леа прыгнула вперед, разрубая на две части призрачный копошащийся клубок, и снова исчезла с глаз. А потом серая мгла взорвалась, обратившись в гигантскую, выросшую до самых небес, многорукую тень, и разлетелась, разорванная на множество кусочков. Сила взрыва оказалась так велика, что, когда накатила воздушная волна, воины упали. После этого все закончилось: наступила тишина, и стало так светло, словно до этого солнце светило только вполсилы.
Саха медленно подошел к неподвижному, изломанному телу и опустился на колени, страшась прикоснуться к девушке. Поглощенный тревогой за Леа, он не увидел, как из обрушившейся норы за его спиной продираются на волю отвратительные существа, похожие на людей, но на людей, изуродованных злым волшебством. Будто бы их сначала убили, а потом призвали к жизни, как следует поработав над телами.
Обычные человеческие зубы превратились в острые клыки. Белые, без радужки, глаза стали слепыми. Мертвецы, жадно втягивая запах живой плоти полусгнившими ноздрями, неспешно поползли к юноше. Прежняя жизнь и чувства людей были уничтожены магией. В мертвом разуме, лишенном души, билось только одно желание: убивать, уничтожать, разрывать на части все живое!
И пришел бы конец оснирийцам, если бы из-за нагромождения камней не выскочили на свет человечки, высотой не более одной трети от роста взрослого мужчины. С яростными криками они преградили дорогу разлагающимся монстрам, выведя из оцепенения Саху и его братьев.
Сражение длилось не больше минуты: малыши оказались на удивление ловким и шустрым народцем. Они смело кидались к ожившим трупам, одним ударом отсекая им ноги. Обезноженные чудовища падали на землю, чтобы уже никогда не подняться, человечки тут же превращали их в беспомощные куски гниющего мяса. Юноша даже не успел взмахнуть мечом, как с ходячими трупами было покончено.
После этого один из маленького народца подошел к неподвижной девушке и поднес к ее губам серебряное зеркальце. Гладкую поверхность затуманило дыхание.
– Хвала Белобородому, жива! – с облегчением вздохнул человечек, потом, осторожно ощупав тело девушки, пробормотал: – И почти цела. Перелом ребер и ушибы не в счет.
Закончив осмотр, он, распрямившись, посмотрел на растерянного княжича:
– Хватит сидеть! Увозите Леа отсюда! Только сначала носилки соорудите, а то ваши клячи ее окончательно угробят.
Девушка, застонав, открыла глаза:
– Мне мерещится или я действительно слышу голос славного испа Алыша Длинноусого? Как ты здесь оказался?
Леа, улыбнувшись, попыталась сесть.
– Лежи спокойно, – нахмурил лохматые брови исп, но его круглые карие глаза улыбались. – Тебя сначала надо перевязать. Сейчас подойдет мой знахарь и поможет тебе, а то эти юнцы только и могут, что на девушек пялиться!
Саха, покраснев от справедливого замечания, отвернулся: он действительно не сводил глаз с энданки все это время.
На тропинке показался верхом на упитанном горном бусте еще один исп с заплечным мешком за спиной и крепким посохом в руках.
– Все! – замахал на людей руками Алыш. – Идите вязать носилки! Нечего путаться под ногами!
Молодые люди послушно удалились.
– Кто это, Саха? – недоуменно спросил княжича Шади.
– Это живая легенда! Помнишь те сказки, что рассказывала нам в детстве кормилица?
– При чем тут сказки?
– Ты все забыл, – усмехнулся Крош. – Это настоящие испы!
Шади, оглянувшись, мельком увидел полуобнаженное тело, подавился еще несказанными словами и произнес:
– Ортис вседержитель, какая же она красивая!
– Не смей смотреть! – яростно сверкнул глазами Саха.
Шади удивленно присвистнул, глядя на рассерженного кузена, и напрямую спросил:
– Ты что, влюбился?
Княжич только скрипнул от злости зубами:
– Займись лучше делом! Будет меньше времени для глупых домыслов!
И ускорил шаг. Вслед ему полетел удивленный шепот:
– Видал, как разозлился? А что такого сказал-то? Я и сам бы не прочь в нее влюбиться, только не буду. Потому что в ответ кроме как по шее не получу!
– Точно, – согласился с Шади его брат. – Ты обязательно получишь по шее. Сначала от Леа, а потом от Саха. А может, и наоборот – сначала от него, а уж потом от нее, на закуску. Так что помолчи, и пойдем позовем наших коней!
Саха сердито дернул плечом – болтуны! Между тем в его душе за эти дни действительно прочно поселилось новое, незнакомое чувство. Оно заставляло громче биться сердце при одной только мысли о принцессе Леа.