Эндер в изгнании

И все же сам факт, что Нишель нашла возможность столкнуться с Граффом, вызывал беспокойство. Ее враждебность ведет к действиям; это плохая новость.

Но почему она не проявляет столь явной враждебности в отношении меня? Ведь я столь же известна, как и…

«Известна чем? Тем, что Гегемония повергла меня, принудив сдаться в плен. А какие враги выступали против меня? Суриявонг. Питер Виггин. И с ними – весь цивилизованный мир. Практически те же люди, которые стояли против Ахиллеса Фландре, люди, которые его ненавидели.

Неудивительно, что она добровольно вызвалась лететь в мою колонию, а не в какую-то другую. Она считает меня родственной душой, полагая, что у нас общие враги. Она не понимает – или, по крайней мере, не понимала раньше, когда записывалась в колонисты, – что я согласна с теми, кто меня победил, что я признала свою неправоту, что меня нужно было остановить. Я не Ахиллес. Я не похожа на Ахиллеса».

Если бы небеса захотели наказать Вирломи за то, что прикинулась богиней, алкала власти и объединила Индию, они не смогли бы придумать более жестокой кары, чем заставить всех и каждого считать ее похожей на Ахиллеса – и любить ее за это.

По счастью, Нишель Фирс была единственной, кто так считал, – и она никому не нравилась, потому что ей самой никто не нравился. Что бы она там ни думала, все это на Вирломи никак не могло повлиять.

«Я упорно продолжаю себя в этом уверять, – подумала Вирломи. – Значит ли это, что в глубине души странные взгляды этой женщины влияют уже на меня?»

Разумеется, влияют.

«Сатьяграха. Я вынесу и это».

12