Эндерби снаружи

Город заполоняет клоак круговерть
С барахлом, и с дерьмом, и с грехами,
В пивной блевотине роется ночная смерть,
Расползаясь гниющими потрохами.

Усатый мужчина с проступавшими из-под темного капюшона венами на голове хрипло окликнул Эндерби, указывая машущими руками на мальчиков в рубашечках, выстроившихся под фонарем перед его лавкой. Женщина сидела на корточках на ступеньке, деревянной лопаточкой снимала накипь с кипевшего на едком дровяном огне котла.

— Та самая выпивка, — рыгнул Эндерби, — что б это ни было, нехорошая мысль.

— Пошамаешь кускуса, почувствуешь себя мешком полосатых котов.

— Гра-а-ах, — сказал Эндерби. — Перфуитт.

В ведерке у меня за спиной настоящая
Господня трава,
Плеск черпака — птичьей песни мотив,
Вместо дерьма с блевотиной — озеро Суррава,
И зеленеющие кусты на Беллари-клифф.

— Роуклифф, — пробурчал зеленеющий Эндерби. — Теперь (эррррф) скоро.

Изи Уокер замер на месте, стряхнув вцепившегося в рубашку нищего, словно пепел.

— Роуклифф, говоришь, браток? Роуклиффа решил улепешить?

— Плагиатор, предатель (орррф), враг.

— Держит маленький пляжник. Какое-то «Акантиладо». Неподалеку от Рифа. Только его там нету. Сильно сметелился. На Скалу шарлатаны загнали.

— На Гибралтар? Роуклиффа? Он что, болен?

— Совсем кандык. Но намерен вернуться. Говорит, если зафинтилится, то уж на своей койке.

— Роуклифф, — заявил Эндерби, — (орррффф) мой.

— Ну вот, — сказал Изи Уокер. — Лезь по этому рахиту. Нюхни-ка сочный кускус. М-м-м-м. Потом пофурыкаем. Луна взошла.

Эндерби горько взглянул на луну. На ней как бы злобно бесилась мисс Боланд.

— Этот обмылок Роуклифф, — сказал Изи Уокер, влезая первым по лестнице, — довольно-таки корявый. Большие дела в кино делал, всякое такое. Круто знаешь, что делаешь, брат?

— Знаю (арррп), — заверил Эндерби, следуя за ним. Новый нищий с бельмастыми глазами страстно обнял его за левую ногу, вопя насчет милостыни. Эндерби пинком его сбросил.

Часть вторая

Глава 1

1

На другой кровати сидел Али Фатхи, скреб подошвы столовым ножом, наточенным на подоконнике до летальной остроты. Бежал он из Александрии, которую именовал Искандерией, и презирал мавров, считая язык их лишенным основ. Сам говорил, как диктор арабского радио, на языке, полном назойливых, застревающих рыбьей косточкой в горле звуков, гортанных болезненных придыханий. Очень худой, он со временем как бы отращивал больше и больше зубов и вечно рассуждал про еду.

— Beed madruub, — сообщал он теперь Эндерби, питая страсть к яйцам. — Beeda masluugha.

— Mumtaaz, — отвечал Эндерби со своей койки. Он учился, пусть не слишком быстро. Пока вряд ли стоит учиться чему-нибудь новому. Скоро уже нельзя будет давать деньги Вахабу на покупку английских газет, продающихся на бульваре Пастера. Цены жуткие, деньги быстро утекают. Когда ко всем чертям собирается вернуться Роуклифф, чтоб его можно было убить? Новые новости о Йоде Крузи. Думают, уже скоро. Йод Крузи в коме. У больницы день и ночь дежурят рыдающие поклонники. Швыряют камни в окна дома 10 на Даунинг-стрит[92]. Вероятно, объявят день Общенациональных молебнов. Служба за здравие в Вестминстерском соборе. Песни протеста на Трафальгарской площади, некоторые связаны с вьетнамской войной. Попытка самосожжения отчаявшихся девочек в общеобразовательной школе.

— Khanziir.

Дурно со стороны Али Фатхи, мусульманина, хотя сам Эндерби не возражал бы против доброй тарелки до хруста поджаренного бекона. Рацион у него, вместе с Али Фатхи и двумя другими мужчинами, Вахабом и Сурисом, был очень однообразным: суп из кухонных отходов и риса, сваренный жирным Напо из закусочного бара внизу, время от времени тарелка жареных сардин, позавчерашний хлеб. Эндерби теперь жалел, что отдал паспорт всего-навсего за тряскую поездку из Марракеша в Танжер. Выяснилось, что на международном рынке за британские паспорта Дают очень высокую цену. Даже вот этот вот самый Али Фатхи взглянул на Эндерби, как на безумца, услыхав по-французски, на сколь малую, дискомфортную (и рискованную) услугу вместо денег тот добровольно обменял столь ценный документ. Будь он у него, Али Фатхи, его сейчас бы тут не было. Он был бы в Марселе, выдавал себя за англичанина, говорящего по-арабски.

— Beed maghli. — Снова яйца.

Ну, ценный документ, с которого срезана бритвой, потом вытравлена старая личность, и вставлена новая, теперь занимается благотворительной деятельностью в темном преступном мире. Спасает кого-то от так называемого правосудия. Ни сам паспорт, ни его бывший носитель (общепризнанным собственником остается правительство Ее Величества, хоть и бесплатно) не могли рассчитывать на лучшее. Эндерби несколько раз кивнул. Получив поощрение, Али Фатхи продолжал:

— Bataatis mahammara.