Уровень – 5.
Особенности: Мощная нижняя челюсть и придурковатый смех.
Из отверстий продолжали грязно-рыжей стаей прибывать звери. Встречались гиены и шестого уровня. Доносившийся издалека вой теперь стал отчётливо различим. Уже и не вой, а истерический, раздражающий смех.
Твари выстроились перед проходами и, лающе хохоча, злобно смотрели на двоих путников. Да их не меньше тридцати особей.
— Похоже, это конец! — дрожащим голосом заметил я.
— Я постараюсь забрать с собой на тот свет как можно больше этих зверюг! — воинственно заявила белка и вдруг удивлённо посмотрела на меня. — А где тот, дерзкий? Почему я всё ещё вижу труса?
— Не знаю! — ответил я, еле держась на ногах от страха. — Шкала страха полна, а он не появляется.
— А пора бы уже! Может, он струсил?!
Я лишь пожал плечами.
И тут гиены метнулись к нам. Я собрал последние остатка смелости – хватило только удержать топор и не свалиться. Белка уже отправила несколько шишек, которые нашли свои цели. Две гиены, замедленные и злобно кричащие, кружились на месте, не понимая, что у них болит.
Твари уже достигли середины пещеры, когда с крайнего правого выхода вылетел огромный загорелый мужик с шуфой на голове и копьём наперевес. Ошарашенные гиены и их потенциальные жертвы вопросительно уставились на появившегося.
А у того кодекс был прост: «В любой непонятной ситуации сразу бей, а если можешь исподтишка, то бей сразу в челюсть».
Что он и сделал. Копьё тут же прошило слюнявую пятнистую пасть, и вылезло где-то за загривком. Он резко выдернул оружие и, перехватив другой рукой, вонзил во второго зверя. Попутно мощной ногой размозжил голову третьей гиены, оказавшейся не в то время, не в том месте.
Гиены тоже очухались и налетели на бойца со всех сторон. Но каждая мерзкая рожа находила свой ответ. Меч, копьё, колено, нога. Вот копьё застряло в теле, и кулак обрушился на череп.
— Двадцать пятый уровень! — с трепетом заметил я.
Вдруг одна гиена всё-таки смогла незамеченной подобраться довольно близко и прыгнула со спины на дикаря.
— Сзади!!! — крикнула Пуся и отправила шишку в гиену. Благодаря этому удару тварь замедлилась, и варвар успел молниеносно среагировать. Развернувшись, он поймал гиену одной рукой за пасть, другой схватил за горло и, вырвав трахею, швырнул труп в другого зверя. Из тридцати гиен к тому моменту осталось пять, и они тут же в страхе кинулись спасаться бегством.
Но мужик такой наглости – ухода, не попрощавшись – не простил. Четверых он приговорил на месте. Тем временем пятый уже почти достиг выхода. Здоровяк метнул копьё и, попав точно в шею, пригвоздил гиену к стене. Та начала верещать, истерически смеяться и издавать просто неописуемые звуки – чего только не сделаешь, чтобы выжить.
Но прав тот, кто лев, а если ты – трусливая гиена, то о чём речь. На того, с чьей силой и волей считалась сама пустыня Сахума, такие жалостливые завывания не действуют: выхватив меч, он трижды с силой рубанул по гиене. Три равные части тела последний раз дёрнулись в судороге.
Полюбовавшись немного на свою чёрную работу, он двинулся к нам. Огромный, жуткий, в одной руке копьё, в другой меч. Я и Пуся молча, не шелохнувшись, как заворожённые, смотрели на него.
— Спасибо! — пролепетал я.
Тот, встав перед нами, указал пальцем на меня.
— Заткнись, дохляк!
Потом перевёл палец на Пусю.
— А тебе спасибо, что прикрыла мою спину!
— Пожалуйста!
— Тоже заткнись! Команды «говорить» не было.
— Это ты так благодаришь за мою помощь? — взъелась Пуся.
— Да кто ещё помог. Если бы не я, вас бы сожрали эти твари, — он многозначительно потыкал копьём труп какой-то особи под ногами.
— Что-то не верится, что ты хотел помочь нам, тобой двигала ненависть! Ненависть ко всему!
— А ты, шерсть, догадливая!
Шишка прилетела в плечо дикаря.
— Сам ты шерсть, пустоголовый, тупорылый болван.
Верзила осмотрел онемевшее на одну секунду плечо. Поднял брови:
— И всё?
Мы с Пусей переглянулись.
— Может, разница в уровнях имеет такой эффект, — предположил я.
Пуся пожала плечами.
— А, может, заклинание действует на разумных, у которых есть хоть какая-то толика мозга, — она покрутила пальчиком у виска, указывая кивком на здоровяка.
Дикарь взревел.
— Заткнулись! — он повернулся ко мне. — Провизия есть? Доставай!
Я не стал спорить и вытащил оставшиеся два пирога и баклажку воды.
— Один пирог тебе, а один… — не успел я договорить, как гость выхватил оба пирога, сложил их вдвое в одной руке и принялся жадно поглощать.
От разъярённой белки в него полетели шишки, но он лишь повернулся к ним спиной и продолжил закидывать в себя еду.
— Один пирог был наш… Тварь, козлина, я повешу тебя за кишки твои под палящим солнцем. Ты у меня будешь подыхать медленно… Ты будешь умолять… А ты что молчишь, трус позорный, — она переключилась на меня, заметив, что на бойца её угрозы не действует. Я просто молчал. А что тут скажешь.
— Если что, меня Балгаем зовут! И это, — он повернулся к Пусе. — Продолжай! Не держи в себе! Ругайся! Меня это забавляет!