Эндшпиль

- Кажись… лягушатникам… здорово досталось, - на бегу, прерываясь, чтобы очередной раз вздохнуть, заметил сосед Ади, баварец по фамилии Шлеехубер. Так, практически без помех, баварцы пробежали почти половину расстояния до французских окопов. И тут началось самое страшное. Небо покрывается облачками разрывов шрапнели, в окопах оживают стрелки и пулеметчики. Адольф, как батальонный вестовой, бежавший вслед за командиром батальона майором Цехом, внезапно оказывается один, среди кучи трупов и орущих от боли раненых. Успевает залечь, но тут подбегают солдаты из взвода поддержки. Среди них нет ни одного офицера, но они все равно храбро бегут вперед, прямо на ощетинившиеся огнем окопы. Над головами сражающихся с ревом проносятся в обе стороны снаряды артиллерии, занятой борьбой со своими оппонентами. Неожиданно замолкают сразу несколько французских пулеметов. Воодушевленный Ади и неожиданно оказавшийся даже не раненым Шлеехубер вскакивают и присоединяются к атакующим. Один пулемет, стоящий прямо напротив них, оживает. Но то ли из-за неопытности и волнения пулеметчика, то ли по какой другой причине, пули проносятся над головами атакующих. Все падают и тут Адольф вспоминает о гранатах. Приподниматься под огнем продолжающего стрелять пулемета и нескольких пехотинцев страшно. Но Ади в азарте дергает веревочки запалов одну за другой и приподнявшись, кидает в недалекий окоп. Грохочут взрывы, причем одна граната, не долетев, рвется в воздухе. Все уцелевшие немцы вскакивают и толпой вваливаются в окоп. Несколько уцелевших французских стрелков бросают винтовки и поднимают руки, остальные пытаются сопротивляться. Однако длинные винтовки мешают и немцам, и французам. Поэтому свалка выходит не очень кровавая и быстрая. Кого-то успевают застрелить из прихваченных у офицеров пистолетов, некоторых забивают прикладами и режут снятыми штык-ножами. Несколько человек все-же успевает не только отбиться, но и убежать по ходу сообщения куда-то в тыл. Уцелевший в бою, причем не имевший не единой царапины, унтер Химмельштос выстрелил в небо сигнальную ракету красного дыма. И тут же выяснилось, что в окопы прорвались всего несколько групп атакующих. Правда и контратаковать французы не спешили, поэтому баварцы успели присыпать ходы сообщения и откопать амбразуры в обратной стенке окопа. Потом последовали несколько атак французской пехоты одна за другой. От них помогли отбиться огонь поддерживающей артиллерии и парочка трофейных пулеметов. Артиллерия, как ни странно, стреляла довольно точно, ни разу не попав по своим. Хотя снаряды рвались практически рядом с занятыми оборонявшимися немецкими пехотинцами окопов. Пулеметы же, которые в отличие от немецких, заряжались жесткими металлическими обоймами, а не лентами, оказались очень ненадежными и быстро вышли из строя. Но до вечера немцы продержались, а под покровом ночи отошли в свои старые, обжитые укрепления. Вот только из трех тысяч шестисот человек оборону на тех же позициях должны были держать всего тысяча шестьсот. И множество раненых, особенно тяжелых, так и не успели спасти. Они умерли, пролежав на поле целый день в ожидании эвакуации. Кто-то истек кровью, кого-то убил шок. Так что потери ранеными в этом наступлении в итоге оказались меньше безвозвратных потерь.

Кстати, Адольф был легко ранен в руку, когда метал гранаты, причем ему практически оторвало рукав кителя. Но он уцелел и был даже представлен командиром пока к Железному Кресту.

А полк отвели в тыл. И теперь целую неделю солдаты и офицеры отдыхали и отъедались. Тем более, что все снабжение тыловики получили на полный состав полка. Полковник же Лейст, узнав об этом, приказал выдать все полученное, без всяких норм.

Так чтосейчас солдатские желудки набиты фасолью с мясом, и все ходят сытые и довольные. Даже на ужин каждому досталось по полному котелку. Сверх того, они получили двойную порцию хлеба и колбасы.

- Словом, живем неплохо, - заметил довольный Шлеехубер.

- Лучше и не бывает, - согласился Адольф, раскладывая блокнот и набрасывая на странице рисунок. На нем хорошо узнаваемый ротный повар, толстый, лысый и с надутыми от отчаяния щеками, махал половником, созывая солдат к полевой кухне. Которые не обращали на него внимания, валясь на лугу с раздутыми от обжорства животами. Карикатура получилась настолько узнаваемой, что увидевший ее Шлеехубер смеялся до икоты.

Соединенные Штаты Америки. Вашингтон. Коннектикут-авеню. Март 1910 г.