Энеолит СССР

Таков в целом характер каменного инвентаря раннеземледельческих памятников Центрального Закавказья. Если мы обратимся к соответствующим таблицам, иллюстрирующим комплексы инвентаря последовательных ступеней развития квемо-шулаверских поселений, то увидим, что между каменным инвентарем, допустим, Шулаверского поселения, характеризующего ступени I–II шулавери-шомутепинской культуры (периодизация Т.В. Кигурадзе), и позднейших слоев Имирисгора (ступени III–IV той же периодизации) нет в общем сколько-нибудь существенной разницы. Т.В. Кигурадзе, тщательно изучивший эти комплексы, находит, однако, некоторые различия в каменном инвентаре и других категориях материала в каждой из выделяемых им ступеней развития этой культуры (Кигурадзе Т.В., 1976, с. 157–164). Заслуживают внимания, например, его наблюдения над тем, что вкладыши серпов с угловой заполировкой шомутепинского типа появляются на III ступени, что микролитических орудий (трапеций и сегментов) нет в памятниках ранних ступеней и что они в небольшом количестве встречаются только на поселениях IV–V ступеней. Интересны выводы Т.В. Кигурадзе о том, что на отдельных памятниках (Храмис Дидигора) многочисленны каменные полированные орудия, в основном топоры, что с развитием культуры растет процент сверл и особенно долотовидных орудий и вкладышей серпов, что на первых трех ступенях заметно преобладают пластины, а на пятой-уже отщепы и т. д. Безусловно, эти наблюдения очень интересны и важны, но обобщать их применительно ко всему материалу памятников Центрального Закавказья в настоящее время представляется несколько преждевременным. Ведь каменный инвентарь квемо-шулаверских поселений, как было отмечено выше, весьма близок (с точки зрения техники производства, набора орудий, количественного соотношения обсидианового инвентаря и т. д.) соответствующему комплексу Арухлинского поселения и энеолитических поселений на территории Западного Азербайджана. Именно на этом основании, кстати, Т.Н. Чубинишвили и Л.М. Челидзе полагают, что нельзя считать Шулаверисгора памятником более ранним, чем Арухло I (Чубинишвили Т.Н., Челидзе Л.М., 1978, с. 66).

Можно, следовательно, уверенно констатировать, что многочисленные и разнообразные изделия из обсидиана, кремня и других пород камня, представленные на раннеземледельческих поселениях Центрального Закавказья, характеризуются в общем единством. В составе этого инвентаря имеется значительная серия орудий довольно архаичных форм. При их сравнительном анализе исследователи обращаются, как правило, не к синхронным комплексам, например, Месопотамии, а к таким более ранним памятникам, как Али Кош в долине Дех Лурана (Иран), Джармо в Иракском Курдистане, Чатал-Гуюк в Южной Турции, Вейда в Иордании (Кигурадзе Т.В., 1976, с. 158–160). Известно, что в комплексах хассунской и тем более халафской культур (VI–V тысячелетия до н. э.) Ближнего Востока почти нет многих названных орудий, в таком большом количестве присутствующих на раннеземледельческих поселениях Центрального Закавказья. Это обстоятельство следует признать одной из выразительных особенностей данной группы энеолитических памятников Южного Кавказа.

Костяной инвентарь. Следующую категорию инвентаря памятников Центрального Закавказья составляют изделия из кости и рога. Среди них имеются орудия труда, различные бытовые и единичные культовые предметы. Наиболее распространенными костяными орудиями здесь, как и на многих других раннеземледельческих памятниках широкого ареала, являются шилья, проколки, лощила, мотыги. Изготовление этих орудий и других костяных предметов практиковалось на каждом поселении. Установлено, что на отдельных из них, как, например, в Шомутепе и Имирисгора, была высоко развита обработка кости. Так, в Шомутепе обнаружено множество разнообразных костяных и роговых предметов, в том числе основы серпов. Кроме обычных шильев, проколок и мотыг (табл. XXXV, 18–29), в шомутепинской коллекции представлены иголки с ушком и несколько искусно сделанных ложек (Нариманов И.Г., 1965, с. 50), близких по форме и размерам соответствующим предметам с древнейших раннеземледельческих памятников Ближнего Востока, в частности из Чатал-Гуюка (Mellaart J., 1967, р. 98–102). Отметим, что подобные костяные ложки найдены также на квемо-шулаверских поселениях (табл. XXX, 37), в комплексах первых трех ступеней (Кигурадзе Т.В., 1976, с. 157–158). К категории интересных находок относятся костяные антропоморфные фигурки. Одна такая фигурка, изображающая женщину с подчеркнутой талией, обнаружена в Шомутепе (табл. XXXV, 30), а другая, тоже женская, — в верхних разрушенных горизонтах (IV–I) Имирисгора. Последняя фигурка фрагментирована и до сих пор не опубликована (Отчет Квемо-Картлийской археологической экспедиции, 1975, с. 208).