Из того, что она извивается змеей вперед-назад между стенами каньона, приезжему приходится пересечь одну и ту же реку вброд семь раз, прежде чем добраться до места. Подумайте: «Дорога с семью мостами» Стива Юнга. Семь путешествий Синдбада. Семь святых ворот, ведущих в рай. И семь речных переходов, в которых может утонуть джип. Воистину счастливая семерка. В самой высокой своей части наша река исполняет роль рва с водой, успешно оставляющего XXI век позади. (Я хочу нарисовать ее набитой аллигаторами, специально выращенными, чтобы питаться агентами по продаже недвижимости, но достаточно ручными, чтобы на них катались местные детишки.) Даже там, где она настолько неглубока, что нормальный человек может ее перепрыгнуть, она все равно выглядит так, словно ваш новый грузовик в ней застрянет. Как у спящей сторожевой собаки, самого ее внешнего вида обычно достаточно, чтобы обеспечить нашу уединенность и поддерживать дикое состояние этого святилища.
Представляю вашему вниманию Рио Фриско, реку Святого Франциска. Не приходится и говорить, что стать святым — это непростое дело. Требуется изначально быть благословенным, пройти через непонимание и подавление, подвергнуться трагическим мукам и затем потерять свое уникальное божественное качество. А затем нужно переродиться и вернуться к жизни в первую очередь в мыслях.
И так оно и было. В течение эонов Рио Фриско была источником жизненной силы для четырехногих и зеленорастущих существ и в течение долгого времени была духовным фонтаном для исконных жителей землянок, которых антропологи называют Могольон. Потом пришли страдания и бедствия и более чем век вытаптывания пришлым Техасским скотом. Старые трехгранные тополя, потерявшие доступ к редкому потоку, перестали сменять один другой, и побеги дельтовидного тополя и ивы тоже поглощались прожорливыми коровами. Река больше не передвигалась по каналу, но бродила от одной стороны каньона к другой, словно пытаясь сбежать от своих мучителей. Со временем за этим пришла мысль о возрождении реки, а затем и возможность и решимость действовать в этом направлении. Мы были буквально первыми защитниками за тысячу лет, ограждая части реки, занимаясь пересадками и работами по восстановлению растительности на ее берегах, пока по крайней мере одна часть каньона не стала снова прибрежным лесом. Река Святого Франциска, река Сладкого Целительства исцелилась... и сейчас исцеляет тех, кто приходит с открытым сердцем к ее дарам.
Мы сразу же говорим людям, что живем на реке. Никто не живет «на» реке в буквальном смысле, конечно же, разве что на плавучем доме на заторенной реке Колорадо или на переделанном судне для ловли креветок. Говоря точнее, мы живем интимно близко к реке, как родня реки — достаточно далеко, чтобы дно хижины оставалось сухим, и достаточно близко, чтобы наши жизни зависели и творились ее течением. В ее водах мы наблюдаем подъем и падение мечты и судьбы и течение наших жизней. В ее отражении мы открываем себя, наши настроения то текут тоненькой приятной струйкой, то густеют мрачной депрессией, то мелки, то глубоки, то ярки, то спят как сурки. Как река, мы можем замешкаться и быть осторожны, можем прятаться и скользить между узкими бастионами камней, а наша температура может зависеть от жары или холода того, что нас окружает, и нам может недоставать элементарной уверенности, чтобы плыть как рыба. Или мы можем быть полны собой, расплескиваясь через края, превышая собственную емкость, расширяясь за пределы воображаемых береговых границ, когда мы стремимся проникнуть во Вселенную и затопить ее.
Рио Фриско — это дикая река, не ошибитесь. Дикая, как гуси, которые никогда не приземляются, и как те осторожные цапли, что встают на землю. Дикая, как ветра, что выгибают спину на вечно краснеющих склонах, как колючая роза или беспорядочные переплетения лоз дикого винограда. Ее дикость не означает опасность или непредсказуемость, но свидетельствует о воле и стихийности, — стихийности, всегда имеющей направление и цель. Неприрученная, но не без сострадания или понимания. Вода, несущая послание. Вода, несущая миссию.
Вода, берущая рождение в горах.
Реки и горы — даже слова выглядят так, как будто они должны быть вместе, свернувшись калачиком на коленях языка. Как в паре, женатой долгое, долгое время, сложно говорить об одном и не упомянуть другого. «Где бы она была без него?» — спросит кто-нибудь. «Он несчастлив, если она несчастлива» — согласитесь вы. Они начинают день с влажного поцелуя, заканчивают фразы друг друга и никогда не спят в одиночку. Если бы один умер, другой бы обязательно тоже скоро исчез. Не просто из-за нужды, но от ужасного одиночества.