Энергия отчаяния (главы из романа)

Профессор, не переставая, расхваливал преимущества такой обстановки. Еще он сказал, что любая пациентка, если пожелает, может послушать музыку, нажав на кнопку. Как и следовало ожидать, музыка также была тщательно продумана: она представляла собой какофонию, сплетенную из сладострастных напевчиков и мотивов, вызывающих тревогу, страх и даже ужас.

Мы вышли из палаты и отправились дальше — Лиза, провожала нас долгим пристальным взглядом.

— Как видишь, наши подопечные ни в чем не нуждаются, — самодовольно сказал Трувер.

— Ни в чем или почти ни в чем, — проговорил я. Тут он спохватился и, опередив меня, поправился:

— Я хочу сказать — из того, что не нарушает принятого здесь распорядка и не мешает нашей работе.

Продолжая осмотр, мы поднимались с этажа на этаж, однако наше восхождение почему-то больше напоминало мне сошествие в Ад, описанное Данте.

Ничего нового я не увидел — изощренные методы, с помощью коих детей принуждали вырабатывать так называемый пучок энергетических зарядов, везде были одни и те же. Трувер позволил мне переброситься лишь несколькими словами с пациентками, — этого было недостаточно, чтобы понять, как они относятся к такому бесчеловечному обхождению. Среди них были и инвалиды: я видел одну слепую девочку, двух или трех глухонемых и еще одну, страдавшую слуховыми галлюцинациями. Однако их было совсем немного. Большинство же выглядели вполне нормальными и здоровыми детьми.

— Среди таких несчастных, — заметил Трувер, — иной раз попадаются настоящие самородки, правда, это случается довольно редко. Поэтому к мнению так называемых экспертов-псевдоромантиков, утверждающих, будто калеки — прирожденные полтергейстеры, мы относимся весьма скептически. Так что, как видишь, большая часть наших пациенток на здоровье не жалуется.

Это было похоже на правду, однако у девочек под глазами синели круги — следы долгих бессонниц, а зрачки были ненормально расширены, как у наркоманов, живущих в мире болезненных грез.

Наконец мы добрались до последнего этажа.

— А вот и знаменитая Аликс, — объявил профессор.

Он произнес это с гордостью музейного смотрителя, приготовившегося выставить на обозрение главную жемчужину коллекции.

— Аликс, говорят, ты вчера плохо себя вела, стены в твоей палате опять нагрелись. Почему ты думаешь о постороннем?

— Я думаю о чем хочу, — недовольно отозвалась Аликс. — Иногда мне бывает трудно сдержаться.

Она не сказала «господин директор», как все остальные девочки. Но профессор нисколько не обиделся и даже улыбнулся.

— Но ведь так нельзя, дорогая моя. Если ты хочешь, чтоб мы оставались друзьями, будь любезна вести себя как полагается.

Когда мы вошли в палату, Аликс лежала на кровати. При виде нас она встала, повернулась к нам спиной и в точности, как вчера ночью, замерла у коридорной решетки. Она действительно была хрупкая и еще совсем маленькая — как Марк. Однако, несмотря на это, чувствовалось, что, как и у Марка, у нее довольно сильный характер — его не сломили даже кошмарные условия. От слащаво-дружеского тона Трувера миловидное личико ее исказилось в презрительном негодовании. Губы девочки беззвучно зашевелились, и мне показалось, что я прочел по ним слова, произнесенные утром Марком: «Я не люблю, когда мне тыкают». И это меня снова обрадовало.

Когда Аликс вышла, я окинул взглядом палату и обнаружил, что здесь нет ни одной книги.

— Аликс не любит читать, — объяснил профессор. — Она и музыку не слушает. Даже ни разу не была в кинозале. И мы ее не неволим — ей это ни к чему. Она просто думает. Понимаешь — думает! И вырабатывает столько энергии, что диву даешься, причем без всяких искусственных стимуляторов! Когда мысли ее работают в нужном направлении, она выдает такое!.. Да она одна стоит доброго десятка полтергейстеров. И это при том, что я еще не успел узнать весь диапазон ее возможностей.

Мы вышли в коридор — Аликс стояла все в той же позе, надменно повернувшись к нам спиной. Трувер похлопал девочку по плечу, мне показалось, что оно пренебрежительно передернулось, однако Аликс мгновенно подавила охватившее ее раздражение.

— Повторяю, дружище, такой экземпляр надо еще поискать. Ведь ты у нас талант, да еще какой, правда, Аликс?

Профессор сказал это с видом барышника, расхваливающего товар. В ответ Аликс только пожала плечами.

— Скажу тебе по секрету, Аликс, сегодня утром к нам приехал твой друг, самый, пожалуй, лучший друг.

На этот раз Аликс повернула голову и посмотрела прямо на нас. И я смог заглянуть в бездонную глубину ее глаз.

— Знаю, — сухо ответила она. — Марк здесь. Он приехал утром на красном автобусе, а с ним еще десять мальчишек. Я видала.

Я поразился ее безукоризненно точному ответу. Хотя она никак не могла выйти из корпуса, откуда больничные ворота не разглядеть. Не могла она при всем своем желании видеть и дорожку, ведущую к корпусам, даже если бы ей удалось высунуться в узкое оконце палаты.

— Ей разрешают гулять в парке?