Я все время – две недели – ходил за больной женой, которая родила умершего тотчас ребенка и была при смерти. Но – странное дело – я никогда с такой силой не думал о тех вопросах, которые занимают меня, как в это время. Я читал и перечитывал снова внимательно Вундта и в первый раз понял всю силу матерьялистического воззрения и два дня был совершенным материалистом, но зато уже в первый и последний раз…
Боже мой, если бы кто-нибудь за меня кончил «А. Каренину»! Невыносимо противно.
Получил письмо в страшно тяжелые минуты, жена была при смерти… родила преждевременно тотчас же умершего ребенка. Страх, ужас, смерть, веселье детей, еда, суета, доктора, фальшь, смерть, ужас…
…Вспоминая пройденный путь, разбирая настоящий и стараясь из всего пройденного пути и из наблюдений окружающего меня проникнуть тайну того, что значит та жизнь, которую я прожил, и еще большую тайну того, что ожидает меня там, в том месте, к которому я невольно стремлюсь. Такое состояние я называю старостью…
Об «Анне Карениной» ничего не пишу вам; и не буду писать. Если выйдет, вы верно прочтете.
Прощайте, до свиданья. Соня все опишет, а я все написал в «Анне Карениной», и ничего не осталось.
У меня «Анна Каренина» подвигается.
Я очень занят «Карениной». Первая книга суха, да и кажется плоха, но нынче же посылаю корректуру 2-й книги, и это, я знаю, что хорошо.
Да и надо кончить надоевший мне роман.
Моя Анна надоела мне, как горькая редька. Я с нею вожусь, как с воспитанницей, которая оказалась дурного характера, но не говорите мне про нее дурного или, если хотите, то с menagement (бережно, щадя); она все-таки усыновлена.
Я все мечтаю окончить роман до лета, но начинаю сомневаться.
…Все… скверно, и все надо переделать и переделать: все, что напечатано, и все перемарать, и все бросить, и отречься, и сказать: виноват, вперед не буду, и постараться написать что-нибудь новое… Вот в какое я прихожу состояние, и это очень приятно.
Во всем, почти во всем, что я писал, мною руководила потребность собрания мыслей, сцепленных между собою, для выражения себя, но каждая мысль, выраженная словами особо, теряет свой смысл, страшно понижается, когда берется одна из того сцепления, в котором она находится. Само же сцепление составлено не мыслью (я думаю), а чем-то другим, и выразить основу этого сцепления непосредственно словами никак нельзя; а можно только посредственно – словами описывая образы, действия, положения.
Что бы вам, вместо того, чтобы читать «Анну Каренину», кончить ее и избавить меня от этого Дамоклова меча.
Анну Каренину мы пишем наконец-то по-настоящему, т. е. не прерываясь. Левочка, оживленный и сосредоточенный, всякий день прибавляет по новой главе…
Если ничто не помешает, кончу, надеюсь, в один период работы и опростаю место для новой работы.
…Левочка что-то запнулся и говорит: «Ты на меня не ворчи, что я не пишу, у меня голова тяжела», – и ушел зайцев стрелять.
Март, начало апреля самые мои рабочие месяцы, и я все продолжаю быть в заблуждении, что то, что я пишу, очень важно, хотя и знаю, что через месяц мне будет совестно это вспоминать.
Я предлагаю ему (Бистрому. –
Суждение ваше об А. Карениной мне кажется неверным («Нет архитектуры». –