Энергия заблуждения. Книга о сюжете

Я горжусь, напротив, архитектурой – своды сведены так, что нельзя и заметить, где замок. И об этом я более всего старался. Связь постройки сделана не на фабуле и не на отношениях (знакомстве) лиц, а на внутренней связи.

Термин «энергия заблуждения» появился в апреле 1878 года.

11. «Анна Каренина»

Художник только потому и художник, что он видит предметы не так, как он хочет видеть, а так, как они есть.

Лее Толстой. Предисловие к сочинениям Гюи де Мопассана

«Анна Каренина» наиболее известная книга Толстого. Наиболее признанная удача и наиболее читаемая книга. Мне говорили, что, прочитав «Анну Каренину», жена всесильного предводителя дворянства Самарского уезда графа Н. А. Толстого ушла от мужа, разбив семью, оставив детей, и соединила свою жизнь с мелкопоместным дворянином А. А. Бостромом, отчимом Алексея Толстого.

«Анна Каренина» повелительная книга. Прекрасный знаток Толстого Эйхенбаум в книге «Лев Толстой. 70-е годы», изданной «Советским писателем» в 1960 году, указал много поводов для выхода этой книги. Изображение этих поводов, их повелительности, в этом, может быть, моя вина (потому что я считаю это виной).

Старая литература существует в новой литературе как бы без прописки. Она существует как изменение магнитного поля на земле после какого-то надземного происшествия.

Здесь произошло земное происшествие, но оно ново для земли.

Стрелки, указывающие направление человеческих поступков, изменяют свое направление.

Все слова языка находятся в словаре, но хорошие писатели пишут на разных языках, хотя, может быть, мыслят словарем одного и того же языка. Старая литература входит в новую самыми разными способами, она остается в литературе тоже по-разному.

На полинезийских островах нет лука, этой упругой палки, стянутой тетивой. На островах не было повода для охоты на зверя. Интересом людей было море. Но лук остался как детская игра. Вот в таком состоянии его и нашли путешественники. Произошло это как бы само собой Трагедия Анны Карениной, существование и корни такой трагедии долго волновали Льва Николаевича. Я думаю, он слышал об этом даже тогда, когда был Левой.

Игра была тогда, она есть и сейчас; старшие играют с младшими, как с куклами. И Лева раз был уложен как ребенок, как маленький. А он заснул, потому что он действительно был маленький. То намерение, которое было направлено на игру, было неправильным, так как шло невпопад с фактами не игры.

Думаю, что маленький Лева уже тогда если не думал, то чувствовал это «невпопад».

Во времена Толстого был развит французский роман; он шел из классической страны любовного романа.

Французские романы не только читались; они появлялись в русской печати в переводах, так как французский язык был языком сравнительно немногих грамотных людей; и, говорят, Лев Николаевич сны видел по-французски.

Лев Николаевич, который для своего современника Страхова был такого рода магнитной бурей, писал в отрывке, который напечатан в Юбилейном издании полного собрания сочинений как особый философский набросок. Он имеет название «О браке и призвании женщины».

Толстой отвечает на слова Тургенева: «Вся неразрешимая сложность таинственного вопроса о браке, которую по уверению господина Тургенева разрабатывает г. Ауэрбах вместе с другими европейскими и нашими мыслителями, заключается в том же, в чем заключается сложность вопроса питания человека, который хочет за один раз съесть два или десять обедов… Тот, кто захочет жениться на двух и трех, не будет иметь ни одной семьи… Детям… необходимо влияние отца и матери, живущих в единстве согласия семьи».

Я видел маленьких детей, которые спрашивали: «А что было, когда меня не было?» Я думаю, в вопросе заключено подозрение: а может, когда меня не было, вообще и тебя не было.

Вы видите, здесь что-то дребезжит.

Толстой думал, что семья и воздействие семьи всегда было одним и тем же. Дети и семья были, но семьи были разными, и стрелки направлены в разные стороны. Кажется, в Спарте, которая, между прочим, была страной, где очень самостоятельны женщины, так как воины-мужья уходили из дома, рожденного ребенка показывали отцу, и только по одобрении он становился членом семьи. Очевидно, иначе его выключали.

Истории, похожие на историю рождения Эдипа, были очень древними, а это время до Спарты. От ребенка можно было отказаться.

Или же ребенок принадлежал скорее роду, чем отцу и матери.

Многосемейственность, возможность нескольких женщин у одного мужчины или нескольких мужчин у одной женщины порождали другое сознание.

Я в Средней Азии видал счастливую многодетную семью; женщин было несколько; у старшей жены не было живого ребенка; она была почетной женой и потому не рожала. Существовала молодая жена, она родила мальчика. Первая жена взяла мальчика к себе, воспитала его, и как-то получилось так, что истинная мать приняла это как почетное признание. Она приходила к своему ребенку с радостью и уважением.