Энгельс – теоретик

Взгляды Энгельса на этот период немецкой истории претерпели некоторое изменение. В середине 40-х годов он, считая важным борьбу с квасным патриотизмом, с национальным чванством и французоедством, свойственным, в частности, немецким реакционным романтикам, стремился в первую очередь подчеркнуть черты ограниченности антинаполеоновского движения, умеренность прусской «партии половинчатых реформаторов» (Штейна, Гарденберга, Шарнхорста), контрреволюционность целей официальных монархических руководителей антинаполеоновских коалиций[539]. Однако в более зрелые годы, продолжая сознавать всю противоречивость тех тенденций, которые вносили в движение сопротивления Наполеону различные слои немецкого общества, особенно его контрреволюционная дворянско-монархическая верхушка, Энгельс счел необходимым отметить народный в целом, национально-освободительный характер борьбы против наполеоновского владычества[540]. Разумеется, без всяких прикрас показал Энгельс и результаты использования народной победы над Наполеоном контрреволюционными кругами Германии: сохранение абсолютистского реакционного строя во многих германских государствах и политической раздробленности страны, санкционированное Венским конгрессом европейских монархов и их министров 1815 года.

К числу наиболее крупных достижений Энгельса, как историка Германии, относится анализ причин, движущих сил и результатов германской революции 1848 – 1849 годов. Энгельсу, несомненно, принадлежит приоритет в создании научной концепции этой революции. Сочинения консервативных (Л. Ранке, Г. Лео) и демократических (В. Циммерман и др.) историков, появившиеся до или одновременно с опубликованием серии статей Энгельса «Революция и контрреволюция в Германии» (1851 – 1852 гг.), в лучшем случае содержали описание внешней стороны событий, не говоря уже об обскурантском отрицании роли революций в истории и других реакционных тенденциях, которыми были проникнуты работы правых авторов. Только в названных статьях Энгельса была раскрыта внутренняя связь внешне, казалось бы, изолированных событий, дано их подлинно научное объяснение, опирающееся на точную характеристику позиции различных классов германского общества и их поведения в ходе революции. Энгельсовская концепция германской революции блестяще выдержала проверку временем. Буржуазные историки, даже авторы фундаментальных, насыщенных фактическим материалом трудов (Файт Валентин и др.) не смогли выдвинуть сколько-нибудь убедительного противовеса нарисованной Энгельсом четкой и ясной картине, отражающей саму суть исторического процесса[541].

Поражение революции 1848 – 1849 гг. не сняло с повестки дня давно назревшей задачи объединения страны. В работе «Роль насилия в истории» Энгельс не только раскрыл экономические предпосылки (развитие капитализма, необходимость устранить преграды, ставившиеся этому процессу политической раздробленностью и т.д.) объединения, но и выяснил исторические обстоятельства, которые поставили Германию перед выбором пути осуществления этой национальной задачи: либо под гегемонией Пруссии или Австрии, либо в результате перевеса народно-демократических сил. Между тем для буржуазно-юнкерской историографии не существовало подобной альтернативы. Речь для нее могла идти только о победе Австрии или Пруссии. Энгельс же, в противоположность этому, не сбрасывал со счетов и возможность возобладания революционно-демократической тенденции в германском развитии.

Согласно Энгельсу, победа Пруссии была прежде всего плодом крушения германской революции, результатом трусости и половинчатости немецкой либеральной буржуазии, которая союзу с народными массами предпочла соглашение с юнкерско-монархическими кругами, капитуляцию перед Бисмарком.