Энгельс – теоретик

В русской общественно-политической литературе, в кружках революционно настроенной молодежи, интеллигенции активно дебатировался вопрос о возможных путях социалистических преобразований в России. Широкое распространение, говоря словами Г.В. Плеханова из его предисловия к брошюре «Фридрих Энгельс о России» (1894 г.), имел предрассудок, унаследованный русскими революционными утопистами еще от славянофилов, по которому русская община обладала чудодейственными свойствами, ее природе приписывалась способность прямого перехода в социалистическую форму общежития[173]. Русские крестьяне изображались «истинными носителями социализма», «прирожденными коммунистами», «коммунистами по инстинкту, по традиции», в противоположность рабочим стареющего, загнивающего Запада, лишь искусственно вымучивающим из себя социализм[174].

Не разделяя, конечно, этих ошибочных взглядов, Энгельс тем не менее в принципе допускал для отдельных стран, в том числе и России, возможность перехода общинной собственности в высшую форму социального развития, возможность, иными словами, сокращенного процесса развития, минуя капиталистическую стадию, без того, чтобы крестьяне прошли через «промежуточную ступень буржуазной парцелльной собственности»[175]. Но это может произойти только при условии, если в Западной Европе, еще до окончательного распада общинной собственности, произойдет победоносная пролетарская революция, которая тому же русскому крестьянину предоставит необходимые средства для социалистического переворота во всей системе земледелия. Традиционная русская община разлагается. И ничего тут не поделаешь. «Если что-нибудь, – писал Энгельс, – может еще спасти русскую общинную собственность и дать ей возможность превратиться в новую, действительно жизнеспособную форму, то это именно пролетарская революция в Западной Европе»[176]. «Но зато не только возможно, но и несомненно, что после победы пролетариата и перехода средств производства в общее владение у западноевропейских народов те страны, которым только что довелось вступить на путь капиталистического производства и в которых уцелели еще родовые порядки или остатки таковых, могут использовать эти остатки общинного владения и соответствующие им народные обычаи как могучее средство для того, чтобы значительно сократить процесс своего развития к социалистическому обществу»[177].

Этот толчок извне дал миру не капиталистический Запад. Объективные внутренние противоречия мировой системы империализма, в которой Россия оказалась слабейшим звеном, и революционные силы России во главе с партией Ленина уже после Энгельса привели к победе Великого Октября. Октябрьской социалистической революцией, достижениями СССР на фронтах мирного строительства, замечательными военными победами советского народа были созданы реальные материальные и политические предпосылки для обновления социальной жизни других стран без обязательного прохождения всех кругов капиталистического ада. В этом смысле выводы Энгельса о возможности ускоренного процесса развития отдельных стран к социализму, минуя капиталистическую стадию, можно считать примером замечательного научного предвидения, которое подтверждено живой исторической практикой.

Обобщение новых явлений в экономике капитализма

Энгельс с величайшим благоговением относился к Марксу, к его трудам. Пережив Маркса на 12 лет, он, естественно, больше, чем Маркс, видел практические доказательства жизненной силы и триумфа марксистских идей в международном рабочем движении. Его радовали новые успехи рабочего класса в борьбе с капиталом, рост и возмужание социал-демократических партий, их интернациональное сплочение. И он не раз говорил: как порадовался бы всему этому Маркс.

Однако Энгельсу ни в малейшей степени не было свойственно чувство самодовольства и успокоения. Жизнь не стояла на месте. В ногу с ней должна развиваться и теоретическая мысль. «Наша теория, – указывал Энгельс, – не догма, а разъяснение процесса развития…»[178]. В работах Энгельса последних 10 – 15 лет мы находим многочисленные разъяснения новых явлений в экономике капитализма, которых не мог наблюдать и которые не мог обобщить Маркс.

В поле зрения Энгельса неизменно находилось экономическое положение Европы и Америки.

На основе данных о промышленности и торговле он констатировал близкий конец промышленной монополии Англии. Безраздельному господству английских промышленников и торговцев на мировом рынке все более реально стали угрожать, начиная с 60-х гг., Германия, Франция, США.