На глазах Энгельса доживала свой век «прославленная свобода конкуренции». Все больше и больше становилось исключением частное капиталистическое производство. Отдельные предприниматели уступали дорогу капиталистическому производству, ведущемуся акционерными обществами. Акционерные общества перерастали в тресты, которые подчиняют себе и монополизируют целые отрасли промышленности. А с образованием трестов, монопольно владеющих подчас целой отраслью промышленности, «прекращается не только
Все крупные производители одной и той же отрасли промышленности данной страны, писал Энгельс, «объединяются в один „трест“, в союз, с целью регулирования производства. Они определяют общую сумму того, что должно быть произведено, распределяют ее между собой и навязывают наперед установленную продажную цену. А так как эти тресты при первой заминке в делах большей частью распадаются, то они тем самым вызывают еще более концентрированное обобществление…
В трестах свободная конкуренция превращается в монополию, а бесплановое производство капиталистического общества капитулирует перед плановым производством грядущего социалистического общества. Правда, сначала только на пользу и к выгоде капиталистов. Но в этой своей форме эксплуатация становится настолько осязательной, что должна рухнуть. Ни один народ не согласился бы долго мириться с производством, руководимым трестами с их неприкрытой эксплуатацией всего общества небольшой шайкой лиц, живущих стрижкой купонов.
Так или иначе, с трестами или без трестов, в конце концов государство как официальный представитель капиталистического общества вынуждено взять на себя руководство производством»[187].
Как раз об этом выводе Энгельса Ленин говорил: «Здесь взято самое основное в теоретической оценке новейшего капитализма, т.е. империализма, именно, что капитализм превращается в монополистический
Объективным ходом экономического и политического развития капитализм, говорил Энгельс, «изобличается в своей собственной неспособности к дальнейшему управлению производительными силами». Выросшие до громадных размеров производительные силы объективно стремятся к освобождению от всего того, что им свойственно в качестве капитала, к признанию их общественной природы, к тому, чтобы с ними обращались как с общественными производительными силами. Вследствие этого становятся недостаточными сравнительно новые и высокие формы обобществления – акционерные общества и тресты. Ситуация такова, что государство, как официальный представитель буржуазного общества, оказывается вынужденным брать на себя руководство явно задыхающимися в капиталистической оболочке средствами производства и сообщения, в первую очередь почтой, телеграфом и железными дорогами[189]
Обращение крупных организмов производства сначала в собственность акционерных компаний, позже – трестов, а затем и государства доказывает само по себе ненужность класса буржуазии для целей управления современными производительными силами. Все ее общественные функции выполняются теперь наемными служащими[190].
Следовательно, еще при жизни Энгельса имели место явления, которые особенно широкое распространение получили в эпоху общего кризиса капитализма и его защитниками стали выдаваться за «революцию управляющих», которая якобы сняла с повестки дня проблему социальной революции в марксистском, подлинно научном понимании.
Передача функций управления наемным служащим, высшая прослойка которых, кстати, по своему положению в обществе ничем существенным не отличается от самих капиталистов, нисколько не затрагивает основы основ любого общественного строя – отношений собственности.