Читаем Энглби полностью

Но пример матери и соседки снизу свидетельствует: все несколько иначе. Уход супруга словно бы провоцирует у оставшейся в живых глобальный личностный кризис — в восприятии себя, своего прошлого и всех своих контактов с миром. Долгая жизнь в браке предстает теперь чем-то вроде самообмана. Была ли она вообще, эта жизнь? До конца развеять подобные сомнения не могут даже дети и оставшиеся фотографии. Женщина в каком-то смысле возвращается в свое бытие до замужества, в девичество. Вдовствующее дитя. По какой-то причине ей больше не хватает уверенности в себе даже на то, чтобы сходить в магазин или позвонить по телефону. Она уже не может взаимодействовать «с миром». Так что горе, по моим наблюдениям, вовсе не похоже на глубокую скорбь, адекватную личности умершего. Скорее на распад обретенной личности. На безумие.

И чем тут, спрашивается, можно утешить?

Я подумал, не отослать ли ей дневник Джен. Ну хоть что-то.

Я давно не держу его за туалетным бачком, пусть даже и персональным.

Я ведь успел переехать из комнаты в полноценную квартиру. На сумму, которую пришлось взять в банке, можно было купить пару домов на Итон-сквер — так мне казалось. (Забрать оттуда депозит тоже явилось непростым делом.)

В общем, теперь я обитаю в районе Бейсуотер, довольно близко от прежнего жилья, так что хожу в те же магазины. Квартира состоит из гостиной, спальни, ванной, кухни и помещения под названием «кабинет / вторая спальня». Есть даже особая розетка, проходящая по документам как «разъем т/в Антена». Если исходить из того, что т/в — вообще-то трансвестит, то невольно задумаешься, что это за Антен и что у него за разъем. Из гостиной виден «скверик»: асфальтовый прямоугольник с парой каштанов и худосочными кустиками по бокам. Вдоль кустиков гуляют собачники в полиэтиленовых перчатках и бдительно следят за питомцами, готовые стремительно спикировать и подобрать за ними все, что упадет. Цена ошибки достаточно высока, чтобы удержать от прогулок в «скверике» всех непричастных к собаководству.

До меня вдруг дошло, что если я верну дневник, то уже не смогу его читать. Можно его переснять, хотя и не нужно. Я помню его наизусть.

Не верите? Пожалуйста. Выбирайте любую дату.

30 мая 1973 года?

О’кей. Легко.


Днем ходили с Энн смотреть наш возможный дом на тот год. Далековато, конечно, другой берег реки, под боком Черри-Хинтон-роуд, не самая приятная часть города. Зато тут дешевле.

Домик небольшой, но в нем целых четыре спальни (одна на первом этаже со двора). Я прямо сразу в него влюбилась. И даже мысленно «обставила» свою спальню. Если уговорю папу дать мне поручительство, обязательно подпишу договор на аренду. Согласна платить чуть больше остальных, зато у меня, как говорит Энн, будет «право первого выбора» комнаты. А кто я такая, чтобы спорить с такой умной девушкой, будущим лидером и т. п. Оч. увлекательная идея. Домик красивый-прекрасивый! Прямо как у Crosby, Stills & Nash: «Our house is a very, very fine house…» Свобода, никаких привратников и никто ворота на ночь не запирает!

Тем временем в реальности: завтрак со Сью Джабб и Лиз Бёрден. У бедной Сью волосы сегодня дыбом, как будто ее подключили к розетке, как в мультике про Тома и Джерри. Они взяли только чай с тостом, а у меня в это время самый жор, заказала яичницу из одного яйца, все такое. Яичницу они пережарили, так что сверху на желтке получилась пленка. А под ней нормально. Во всяком случае, с солью, перцем и маринованным помидором как-то проскочило.

Проверка почтового ящика на предмет писем от Саймона (ничего: хнык!) — и велопробег до Сиджвика. Как раз успела на лекцию профессора Медоуза про экономические последствия Первой мировой. Честно конспектирую, хотя, вообще-то, думаю, проще найти какую-нибудь из его статей на ту же тему.

В чайной комнате — яростные политические споры. Странно, что такие страсти кипят, вроде все разделяют «широкие левые» взгляды. Вместо пузатого садового гномика Чарльза Кларка президентом студенческого союза, скорее всего, станет прекрасная Джил Льюис. Оч. красивая. Срочно в номер: наша многотиражка изобрела для нее шикарный несексистский (а иначе нельзя!) эпитет — «яркая Джилл Льюис». И не оскорбительно, и все всё понимают. Теперь она у нас ЯДЛ. (Хотя она не такая ядовитая, как ее квазиэпоним. Эпоним теперь вообще мое любимое слово. Наверное, заразилась от Чарли из «Эммы». Даже не представляю, как я раньше обходилась…)

Мужчины там (то есть все, кроме Ядл) воспринимают себя ужасно серьезно, притом что Левая коалиция на выборах тут проходит почти стопроцентно, как тори и виги в «гнилых местечках». Нацлидер ЛК (по имени, не поверите, Джек Стро, соотв. тут же переименованный в Уота Тайлера[39]) наверняка рассчитывает со временем стать (дослужиться!) до премьера или мин. ин. дел. Не станут же в самом деле брать кого попало, со стороны? Хотя… те же Хит или Вильсон…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Чингисхан
Чингисхан

Роман В. Яна «Чингисхан» — это эпическое повествование о судьбе величайшего полководца в истории человечества, легендарного объединителя монголо-татарских племен и покорителя множества стран. Его называли повелителем страха… Не было силы, которая могла бы его остановить… Начался XIII век и кровавое солнце поднялось над землей. Орды монгольских племен двинулись на запад. Не было силы способной противостоять мощи этой армии во главе с Чингисханом. Он не щадил ни себя ни других. В письме, которое он послал в Самарканд, было всего шесть слов. Но ужас сковал защитников города, и они распахнули ворота перед завоевателем. Когда же пали могущественные государства Азии страшная угроза нависла над Русью...

Валентина Марковна Скляренко , Василий Григорьевич Ян , Василий Ян , Джон Мэн , Елена Семеновна Василевич , Роман Горбунов

Детская литература / История / Проза / Историческая проза / Советская классическая проза / Управление, подбор персонала / Финансы и бизнес