Мы договорились с Тан Дуном начать интервью с маленькой прогулки по Нью-Йорку. Ему хотелось показать мне свои любимые места, районы, где он жил. Однако ветер – настоящий шквал, который случается в Нью-Йорке, не позволил нам этого сделать. На улице находиться было просто невозможно, и нам пришлось записывать интервью в студии Тан Дуна на 35-м этаже – за окном был великолепный солнечный Нью-Йорк.
Тан Дун – оскароносец. Обычно такие звания рождают некую дистанцию, но Тан Дун обладает удивительной врожденной восточной мудрой простотой, невероятной доброжелательностью и открытостью к миру. Своим творчеством он очень искусно связывает между собой разные культуры.
Мы встретились впервые, но общались как старые добрые знакомые. Закончив интервью, он сразу сказал мне: «Давай делать что-то вместе, давай спасать этот мир».
Несмотря на кажущуюся легкость, Тан Дун невероятно основательный человек. Оказалось, что он тоже крайне серьезно готовился к нашей встрече, и наповал сразил меня сообщением, что в программе «Энигма» он у нас интервьюируемый номер 80!!!
Ирина:
Тан Дун – вы настоящая звезда. Вы – композитор, который раздвинул границы между Западом и Востоком и во многом открыл западному миру культуру Востока.Тан Дун:
Иногда мне кажется, что это не я открыл, а меня открыл мир, ведь с точки зрения философии дзен, китайского дзен-буддизма, всё является зеркальным отражением самого себя. Но мне очень приятно слышать от вас, что я тоже открыл что-то миру.Ирина:
Тогда начнём с самого начала. Вы родились в провинции Хунань, в маленькой деревне. По китайским меркам, совсем небольшое население.Тан Дун:
Да, это недалеко от Шанхая. Я всегда говорю своим русским друзьям: вы знаете по крайне мере двух выходцев из Хунаня. Один из них – это Мао Цзэдун. А второй – это ваш покорный слуга.На самом деле, Хунань – это не только моя родина и родина Мао, самое важное заключается в том, что Хунань – это база всей исконной китайской философии: Лао-цзы, философия дао – всё происходит оттуда. А если говорить о музыке, то она зародилась тысячи лет тому назад как инструмент магии, ещё до появления человеческого языка. Со временем я обратил внимание, насколько созвучны английские слова «хилинг» – исцеление и «хиринг» – слышание. И слова «магия» и «музыка» тоже начинаются с одной буквы «м». Это крайне интересно!
Ирина:
И это международные термины!Тан Дун:
А в китайском языке «музыка» и «магия» обозначаются вообще одним и тем же словом. Одним словом! Поэтому у нас в Хунани музыка в первую очередь используется как инструмент духовной магии. Этому меня учили с детства. Моя бабушка была крестьянкой, выращивала овощи, и с самого детства, с трёх лет, я помогал ей на огороде. Я всегда с интересом наблюдал, как мимо нас проходили похоронные процессии с музыкантами. Это были времена китайской Культурной революции. Мой сосед, Мао Цзэдун, приказал: никакой западной музыки, никакой русской классической музыки, разрешается только Интернационал. Это была единственная музыка с Запада, которую можно было у нас услышать. Если слушаешь Бетховена – смерть, Чайковского – смерть, Дебюсси – тем более тебе светит смертная казнь. Было очень опасно. Конечно, я ничего такого не слушал, я был маленьким ребёнком, но меня очень привлекала деревенская народная обрядовая музыка – для похорон, свадеб и других ритуалов.Ирина:
Просто звуки музыки?