Энигма. Беседы с героями современного музыкального мира

Элина: Да, организация – это не мое. Я – руки. У нас дома так: муж мой – голова, я – руки. Он все придумает, рассчитает, а я сделаю. У нас такой баланс.

Ирина: У вас великолепная музыкальная семья: ваш муж дирижер Карел Марк Шишон, а вы певица и еще писательница. Ваша первая книга называется «Wirklich wichtig ist die Schuhe» – «Действительно важно – это туфли». Вы имели в виду какие-то особенные «правильные туфли»?

Элина: Просто туфли. Я была беременна второй дочерью, и мы не знали, что делать, чем заняться, и один приятель говорит – давай, напиши книгу. Я говорю – нет, я слишком молодая. Он говорит – нет, напиши, потому что мы хотим знать, что ты думаешь именно сейчас, а потом, когда тебе 65 или 70 будет, тогда напишешь вторую книгу, чтобы рассказать, что было и чего не было, что сбылось и что не сбылось. Мы играли с названием, и получилась такая шутка: те, кто думал, что я буду рассказывать про свои туфли, наверное, удивились, что я говорю про жизнь, про себя, про Латвию, кто я такая, откуда я пришла и что делаю.

Ирина: Элина, вы полиглот – латышский язык, русский, немецкий – причем, везде потрясающее произношение… английский… испанский…

Элина: Ну, итальянский еще. На русском мне все труднее общаться, потому что очень редко говорю и забываю его.

Ирина: Но ваша новая программа Liederabend (Вокальный вечер) – это ведь всё русский репертуар.

Элина: Да, я люблю Рахманинова, всегда его любила. Помню, когда Ирина Архипова приезжала в Ригу, преподавала в Академии, она говорила студентам, которые пели Рахманинова – представьте себе российскую даль, грустную серую осень – вот это музыка Рахманинова. Только в последние годы я начинаю понимать эту боль, тоску, широкую степь. Латыши вообще-то меланхоличные…

Ирина: Вы очень любите свою страну, и ваша корневая система действительно связана с Латвией.

Элина: Это я, это мое… Мне кажется, что по сравнению с другими артистами у меня получилась просто жизнь, когда я жила у бабушки, возилась на огороде, с коровами, с курами…

Ирина: Вы как-то очень смешно сказали, что «я лучшая доярка среди певиц и лучшая певица среди доярок».

Элина: Да, потому что ни один из моих коллег как-то не говорит об этой части жизни, мне кажется, что они выросли в городах или театрах…

Ирина: И сразу родились «принцами и принцессами», да?

Элина: Может быть, да. Мне всегда была очень важна эта часть моей жизни, и до сих пор я ее ценю. И свои руки никому сейчас показывать не могу, потому что я сажала только что помидоры. Мне важно, чтобы я летом могла свой огурец, свой помидор, свой лук из сада взять, и чтобы девочки мои, когда они там босиком гуляют, чтобы они эту ягодку сорвали и немытую скушали. Это мне нужно, это мне очень важно.

Ирина: Вы имеете в виду ваш дом под Ригой, да?

Элина: Под Ригой, мы там совсем близко от центра живем и приезжаем между выступлениями. В этом году получилось немножко позднее посадить помидоры, но посадила. В Испании то же самое – второй мой дом. И огромный садовый период получается, полгода, потому что там в феврале – в марте уже можно сажать, а в Риге немножко попозже. Но в Испании все гораздо раньше поспевает.

Ирина: Хорошо хоть континент один. А цветы вы выращиваете?

Элина: Да, я не из тех, кто каждый день с цветами говорит, но я люблю их. Мы купили этот дом, чтобы у мамы был огород и цветы, ей было очень важно. Я просто, по возможности, стараюсь это как-то поддерживать.

Ирина: Ваша мама, Анита Гаранча была потрясающим учителем. Она воспитала вас как певицу, а у вас были еще учителя, кроме мамы?

Элина: Я ходила к каждому, кто приезжал в Ригу в оперу или в Академию, ходила к своим коллегам, когда уже начала петь в больших театрах. Услышу кого-то и говорю – а ты где учился, покажи мне, можно тебя потрогаю немножко. Но были такие корневые педагоги: конечно мама, Ирина Гаврилович из Румынии в Вене, Маргарет Хониг в Амстердаме, и сейчас у меня новый педагог, с которым я работаю – американец Дел Фанлинг. Каждый из них мне дал то, что я в то время искала. Одна колоратурам научила, другая – как бельканто надо петь. Я как раз меняю репертуар, начинаю немножко заново, надо было понять, какие мускулы, куда что отпускать…

Ирина: А почему заново? Вы начинали как меццо-сопрано, голос устоялся к 18–20 годам, был период «брючных» ролей, а потом появились мысли, не перейти ли в сопрано. Кстати, то же самое было у Кристы Людвиг, но потом она все равно вернулась в свой репертуар.

Элина: Заново, потому что после детей у меня все же голос поменялся. Родились дети, и после родов образовалась пустота, и сейчас я начинаю понимать, что с этой пустотой делать.

Ирина: А как изменился голос – стал шире, полнее?

Элина: Появилась глубина, и я старалась понять, что с ней надо делать, куда ее надо пропустить.

Ирина: То есть гормональные изменения в жизни женщины-певицы после родов, безусловно, происходят.