Мизия:
Это рестораны – некоторые классом повыше, некоторые попроще – люди ходят туда послушать исполнителей фаду. А ещё есть места, в которых исполняют «фаду вадийо», и это, как мне кажется, очень важно. «Вадийо» значит бродяга, клошар, понимаешь? Туда может прийти любой и спеть, даже если он не профессионал. Мне кажется, что фаду вадийо оживляет жанр фаду гораздо больше, чем мы, звёзды, гастролирующие по миру. Важно, что каждый может спеть! Это значит, что фаду течёт у португальцев в жилах.Ирина:
А как ты себя чувствуешь в клубе, когда люди сидят и закусывают, слушая тебя?Мизия:
Это тоже изменилось. Теперь звучит такая фраза: «silêncio, eles vão cantar fado» – «тишина, сейчас будет исполняться фаду».Ирина:
И все прекращают есть?Мизия:
Да, прекращают. Но сегодня появились другие проблемы: айфоны, тройная вспышка перед съёмкой. Для меня, сознаюсь, это просто ужас. Невозможно сконцентрироваться. Фадишта из домов фаду имеют в этом большой опыт. Они умеют держать ритм и прочее. Я у них очень многому научилась. Они поют без микрофонов, с большим достоинством и затрагивают очень важные темы. А тут перед носом щелкают эти фотоаппараты! Мне кажется, начало вечера может быть для туристов, но ночью наступает время для самих португальцев.Ирина:
А ты предпочитаешь петь в концертных залах, а не в домах фаду?Мизия:
В домах фаду я пою для моих друзей или когда приезжает кто-то из друзей моих друзей. Я ходила в дом фаду с Изабель Юппер, к примеру, или с… не помню сейчас, с Адрианой Кальканьотто, с артистами, с которыми общаюсь. Я беру их с собой, чтобы показать, что это такое. И тогда я пою специально для них. Знаешь, я ведь третье поколение артистов в моей семье.Ирина:
Сцена для тебя как родной дом?Мизия:
Сцена – это мой инструмент и мой дом. Дело в том, что за последние 25 лет самой стабильной в моей жизни была именно сцена. Там нет времени. Точнее, время там останавливается. Я никогда не ношу часы на сцене. Когда я была замужем, я снимала кольцо – на сцене я не замужем. Я иду туда исполнять ритуал фаду. Это единственная цель. И сцена всегда стабильна. Каждый концерт в разных странах проходит по-своему, но в чем-то все концерты похожи: темнота и свет, я и мои музыканты, и игра зеркал, понимаешь, – аудитория тоже отражает и вдохновляет меня. Если мне что-то и не нравится в моей профессии – то это то, что устаю от смены часовых поясов или от каких-то логистических недоразумений – но когда я ступаю на сцену, всё меняется.Ирина:
Ты часто выступаешь без обуви?Мизия:
Да, иногда я выступаю босой.Ирина:
С чем это связано?Мизия:
Я тебе скажу впервые правду о том, что произошло в моей жизни. В 2000-м я пыталась покончить с собой. Да. Потом кто-то отвёз меня в больницу, меня подлечили, и на следующий день у меня был концерт в Германии, в Тюбингене. А я была накачана лекарствами и не могла стоять на каблуках. Меня просто шатало, понимаешь? И в первый раз я вышла на сцену без обуви. После этого случая, когда концерт особенно важный и состоит из двух частей, одну часть я босая, чтобы помнить, что я жива.Ирина:
Боже, какая история! Наверно, этот стало поворотным моментом в твоей жизни.Мизия:
О, этот момент изменил многое, у меня не получилось, я не умерла. А потом я продолжила гастроли, но я по-прежнему хотела покончить с собой, тогда мой менеджер сказал мне: концертов больше не будет, ты едешь домой, тебя положат в больницу, потому что ты одержима идеей самоубийства. И когда мне сказали, что концертов не будет, я ответила: нет-нет, умереть я хочу, но и петь я хочу тоже. Я хотела и того и другого.Ирина:
Выходит, второе желание было сильнее?Мизия:
Да. Я сказала, если мне не дадут петь, я себя точно убью. В тот момент для меня петь значило жить и чувствовать. Я спела концерт и после этого никогда не возвращалась к мысли о смерти.Ирина:
Слава Богу!Давай поговорим с тобой о твоем детстве, оно ведь так важно для тебя.
Мизия:
Я дочь классической испанской танцовщицы – моя мама танцевала с кастаньетами под музыку классических испанских композиторов. Моя бабушка была актрисой в стиле бурлеск. Например, она пела песню, ловя на себе воображаемого москита, и всё в таком духе. У меня было очень разностороннее воспитание. В детстве я изучала классический испанский танец и многое другое, но решила, что буду исполнительницей фаду, и стала такой аскеткой, крайне минималистичной. А спустя несколько лет, после этой попытки умереть, я сказала себе: я буду делать то, что хочу. Кому какое дело, понимаешь? Кому я нравлюсь, я и так понравлюсь, а кому нет, и так – нет. Всегда ведь существует эта дихотомия – быть или казаться. Я не выгляжу как фадишта.Ирина:
Твой образ сегодня похож на Джульетту Мазину.Мизия:
Согласна. Как Джульетта Мазина, но и как Вертинский.Ирина:
Точно, как Вертинский! Откуда тебе знакомо имя Вертинского?