Энигма. Беседы с героями современного музыкального мира

Патриция: Меня в семье практически нет, в этом сложность нашей профессии. Я в семье по телефону. Виртуальная мама. Но надеюсь, что Алиса знает, как я ее люблю и ценю. Женщине намного сложнее быть в этой профессии, чем мужчине. Женщина должна быть дома, с детьми. Я чувствую себя грешной, но что делать?! Нам – женщинам – надо обязательно заниматься нашей профессией.

Ирина: Понимаю, ты винишь себя, что недостаточно находишься в семье, а если ты будешь отдавать себя полностью семье, тебя замучит твоя музыкальная совесть.

Патриция: Конечно! Я с ума сойду, я не смогу так просто.

Ирина: Идеального золотого сечения, наверное, в жизни нет.

Патриция: Пусть другие анализируют, книги об идеале пишут, нам нужно по кочкам, по камешкам, нужно спотыкаться, нужно искать.

Ирина: Судьба музыканта всегда быть в пути, гастроли, переезды.

Патриция: Богема. Мы странники, правильно, мы не должны останавливаться ни в коем случае, даже если себя нашел, надо обязательно из этого выпрыгнуть. Опасно себя находить. Надо всегда себя терять, на самом деле.

Ирина: Я знаю, ты считаешь, что для того, чтобы быть профессионалом, необходимо сочинять. Так? То есть, чтобы видеть партитуру, ты должна знать, как она устроена. Ты сочиняла с самого первого шага.

Патриция: Я очень рано начала. Еще ребенком. Это для меня было интересным, а не занятия на скрипке. Мне кажется, что человек, который сам сочиняет, знает процесс искания, и будет по-другому играть. Брамс писал каждый день фугу и выбрасывал ее.

Ирина: То есть не важно, донесешь ли ты это до зрителя?

Патриция: Не важно – хорошо или плохо.

Ирина: Хоть в мусорную корзину, но главное писать.

Патриция: Это должно быть кирпичом в здании нашего ремесла, обязательно нужно уметь сочинять. Писать каденции свои. Каждый раз новую.

Ирина: А что с каденцией Бетховена в его «Концерте»?

Патриция: У Бетховена каденция своя. Долго ее не знали, потом ее раскрыли Шнайдерман, Кремер, Центмайер – это все записано. Меня часто спрашивают: «Это каденция Шнитке? Это ты сама написала? Как тебе не стыдно, какая ты!» А на самом деле это каденция Бетховена, он переложил партию скрипки для фортепиано и даже написал две каденции, подарил это на свадьбу своему другу Штефану Броненгу. Эта каденция фортепианная, она очень длинная. В ней странный абсурдный марш, которого нет в скрипичном концерте, но он похож на музыку из «Фиделио». Тогда Бетховен сочинял «Фиделио». Представим себе его стол, на котором все эти нотные записки, листы просто валяются, и он берет какой-то лист, я так себе это представляю, а там какой-то набросок для «Фиделио», он пишет себе дальше, смотрит: «О, хороший марш, неплохой». Давайте-ка мы его тоже включим в каденцию, смешно, весело. А тогда люди шутили на сцене, тогда было все спонтанно, люди понимали шутки, это сейчас сидят и не дай бог там скрипнуть или кашлянуть. И эта каденция прекрасная, виртуозная для двух рук. И когда ее начинаешь переписывать для скрипки, задумываешься: «А как же ее сыграть?» Гидон Кремер нашел прекрасный выход из положения. Он играет на сцене один голос, а запись рояля звучит за сценой. Это гениальная идея. Он самый гениальный, я обожаю его и преклоняюсь.

Нужно всегда что-то свое находить. Я решила: «Одна рука – это голос скрипки, а другая – оркестра». Я играю с концертмейстером, я играю с виолончелями, с контрабасами и, естественно, с литаврами. А для литавр это в оригинале написано. И это мне ужасно нравится, потому что в самом начале концерт открывают именно литавры, и они же в каденции, то есть в конце – а это время Французской революции, баррикады на улицах, пахнет порохом, и так и должно быть в концерте скрипичном. Но когда я играю эту каденцию, очень много критики. Просто не знаю, что с этим делать.

Ирина: Я думаю, что для критиков ты вообще большая проблема.

Патриция: Наоборот, пища! Я даю пищу критикам, они должны быть мне благодарны.

Ирина: Скажи, пожалуйста, а современная музыка? Ты постоянно пытаешь её вплетать.

Патриция: Это наш воздух. Как можно делать программу без современной музыки? Я не понимаю, что случилось с нами, с музыкантами, почему мы начали как копировальные машины постоянно одно и то же и одним и тем же образом исполнять.

Ирина: Это проблема музыкантов или проблема тех, кто организует концерты и кому нужно набить зал?

Патриция: Нет. Это наша проблема. Потому что мы очень долго играли современную музыку слишком интеллектуально.

Ирина: Без юмора.