Энигматист <Дело о Божьей Матери>

…Хочу особо сказать о привязанности Юлиана к изящным искусствам. Став императором, он тут же перевез из Рима в Константинополь все мало-мальски ценные произведения живописи и скульптуры.

Восстановив пинакотеки, объявленные его предшественниками вне закона, он вновь открыл взорам публики бессмертные шедевры Фидия, Лисиппа, Поликлета, Апеллеса и Зевксиса.

Особой любовью императора пользовались изыски тех греческих художников, что, отойдя от реалистичного отображения людей и природы, отказались от четкого контура, заменив его мелкими раздельными мазками, и перестали заранее смешивать краски. Наподобие того, как это делают нынешние корифеи восковой живописи, они приноровились так точно наносить мазки верно подобранных чистых тонов, что те чудесным образом образовывали нужный цвет непосредственно в глазу потрясенного зрителя. Мало того, обратив внимание на то, что солнечный луч, пойманный в капкан непогодой, расщепляется на составляющие, отдельные живописцы додумались в противовес природе ставить рядом не соседствующие в радуге, а, наоборот, далеко отстоящие друг от друга цвета. Оказалось, что если, в нарушение придуманной природой последовательности, чередовать синий не с зеленым, а с желтым, а зеленый, в свою очередь, — с красным, можно добиться поразительного результата, многократно усилив яркость красок и силу образов. Благодаря этим нововведениям и невероятным достижениям лучших греческих мастеров стало возможным не просто отображать людей и природу, но и передавать чувства и ощущения, переполняющие автора.

Не могу не упомянуть еще об одном пристрастии Юлиана. Несмотря на благороднейшее происхождение, ему всегда нравились картины, которые иные благородные патриции обычно чопорно обзывают рипарографией, или «грязнописью». Я говорю о сюжетах столь низменных, что иному ревнителю чистоты искусств они могли бы показаться непристойными. Речь идет о художниках вроде афинянина Пирейка, посвятивших свою кисть вдохновенному изображению обыденности: цирюльников, сапожников, собак, лошадей, навьюченных осликов и всяческой снеди. Этот последний вид живописи, изображающий фрукты, овощи и охотничьи трофеи, в свое время кто-то остроумно нарек «ксенией» — так мы, греки, называем подношения чужестранцу, традиционно состоящие из еды и питья.

А еще император ценил изящно выполненные изображения рыб, особенно те, что принадлежали кисти искусного Андрохида, которого он в шутку прозвал «ихтиографом».