Енисей - река сибирская

— Стройте не так, как строят везде, — сказали они. — С мерзлотой можно дружить. Ведь мерзлая земля тверда почти как камень. Сохраните ее в таком виде — и она будет прочно держать любые строения. Ставьте сваи как можно глубже в землю. Пол делайте толще, плотнее, чтобы тепло из комнат никак не могло проникнуть в почву. Зимой не закрывайте подполья, пусть там гуляет мороз. Зато летом, когда в более южных местах открывают отдушины, чтобы под полом не завелись мокрицы и чтобы оттуда не тянуло сыростью, вы, наоборот, заделывайте каждую щель и отдушину, укутывайте фундамент слоем опилок. Не пускайте теплый воздух под пол, пусть мерзлота спит все лето. Печки, топки, машины ставьте как можно выше от земли, чтобы они своим теплом тоже не тревожили мерзлоту: иначе ваши топки начнут оседать, погружаться в землю.

Игарцы поступили так, как им советовали ученые. И что же? Все пошло на лад, и самые большие здания стали чувствовать себя на вечной мерзлоте спокойно и надежно.

А мерзлотоведы построили два подземелья, чтобы продолжать наблюдения за мерзлотой. Одно из них — престо подвал. Другое — целый коридор с комнатами-камерами, расположенный на большой глубине.

Спускаться туда надо по лестницам особого шахтного колодца. Вот и пол подземелья. Воздух тут холодный, сыроватый. Вбок уходит освещенный электрическими лампочками довольно широкий коридор, стены которого напоминают слоеный торт: темные слои грунта причудливо перемежаются пластами льда или ледяными кристаллами.

Есть в этих стенах еще какая-то странность. Чем-то они еще отличаются от стен обычных подземных ходов. Наконец замечаешь, что тут не видно никаких креплений. Грунт, сцементированный льдом, не нуждается в подпорках — разумеется, до тех пор, пока в подземелье не проникает тепло.

Стены подземелья блестят: на них попрыскали водой, и она замерзла тонким слоем. Потолок искрится кристалликами инея, такими, какие можно видеть зимой и в самых обыкновенных погребах. В комнатах-камерах установлены термометры и другие приборы. Их показания систематически записываются и тщательно изучаются.

Разговаривая с одним из научных сотрудников игарской станции, я, между прочим, спросил: зачем вырыто глубокое подземелье, когда вечную мерзлоту можно найти уже сразу под верхним слоем почвы?

— А зачем исследователь моря опускается на его дно, зачем метеоролог поднимается ввысь на аэростате, зачем вулкановед старается проникнуть в кратер вулкана? — сказал он. — Для того, чтобы находиться в той среде, которую изучаешь. Наблюдая за температурой, за поведением грунта, за состоянием и сохранностью разных вещей в подземелье, мы находимся не сверху, а среди вечной мерзлоты, внутри ее толщи. Мы проникли сюда, в царство мертвого покоя, чтобы без помех изучать мерзлоту и учиться управлять ею!

* * *

У выхода из Игарской протоки нам повстречались сразу два лесовоза. Они прошли мимо, огромные, с высоченными бортами, и солидно приветствовали нас басистыми голосами свистков. Их трюмы не были загружены, и винты за кормой вращались наполовину в воздухе.

За Игаркой на берегах появился лед. Он остался здесь после весеннего ледохода. Беспорядочно нагроможденные глыбы сверкали на солнце, напоминая о грозной силе стихии.

Мы приближались к границе леса и тундры. Лес чах на глазах, становился все ниже и реже. Однажды с севера подул довольно крепкий ветер; теплоход стало заметно качать на поднявшихся волнах.

Утром уже нельзя было выбегать на палубу в одной майке: в воздухе чувствовалось холодное дыхание океана, хотя солнце не заходило вовсе и стены кают той стороны судна, которая обогревалась его лучами, были горячи на ощупь.

От Игарки до Дудинки больше двухсот пятидесяти километров. Течение здесь слабое, река мало помогает каравану. После стремнин верховьев, где струи так и подхватывали судно, кажется, что плывешь по стоячей воде огромного озера.

Наконец на правом берегу реки показался высокий холм с радиомачтами. Этот холм, у подножья которого расположена Дудинка, едва ли не последняя береговая возвышенность на пути к океану.

Около Дудинки часто дуют сильные ветры, и Енисей постоянно бьет о берег неумолчными волнами.

На причалах порта стоят краны с цепкими стрелами-хоботами, переносящими, по воздуху огромные ящики; вдоль берега снуют железнодорожные составы, а за ними видны новые большие дома.

Трудно было поверить, что тут еще недавно лепились по косогору жалкие избушки села, в котором едва насчитывалось двести жителей.

Но по старым представлениям о Севере поселок с двумястами жителей был уже явлением выдающимся. Фритьоф Нансен, путешествуя по Енисею в 1913 году, назвал Дудинку "Северной Москвой", важнейшим пунктом всего округа, откуда направляется все сообщение и торговля на восток, в тундру.

Нансен описал свои впечатления о Сибири в книге, которую он озаглавил "В страну будущего".