Энн Виккерс

Нет проступка более серьезного, нежели поломка, нанесение надписей или иных повреждений мебели в камере, машинам в мастерской или какой бы то ни было тюремной собственности. Помните, что власти штата пошли на огромные расходы, дабы обеспечить вас оборудованием.

«Да уж, поистине, доложу я вам!» — простонала Энн, впадая в стиль Уобенеки.

Лицемерие, которое во всех тюрьмах представляет собой главное средство для полного и гармоничного развития личности и которое Энн усваивала с такой же скоростью, как все прочие обитатели тюрьмы, помогло ей понять, что обойти правило, запрещающее разговоры с заключенными, вполне возможно, если лестью выманить у капитана Уолдо специальное разрешение. Правда, этот метод имел свои недостатки. Капитан Уолдо брал ее за руку, предлагал пойти вечером погулять и смотрел на нее с наглым вожделением. Впрочем, ухитряясь никогда не оставаться одной в гимнастическом зале или в спальне, когда капитан Уолдо приходил проверять помещение, — а он очень любил проверять и усовершенствовать женское отделение, особенно ванную комнату, — Энн всякий раз ускользала, пытаясь угадать, когда ее поймают и расстреляют, как шпионку.

Получив от капитана Уолдо специальный пропуск, Энн уже через неделю смогла посетить Джесси Ван Тайл в ее камере.

Она ожидала увидеть выдающуюся личность — Жанну д'Арк, народного трибуна в домашней обстановке. Миссис Кэгс впустила ее в душную камеру. Было так темно, что Энн разглядела только… типичную заключенную: форма цвета кухонного полотенца, неуклюжие, как колодки, башмаки. Миссис Ван Тайл сидела на табуретке и читала книгу. Волосы в беспорядке свисали ей на лоб, а по лицу текли струйки пота. Но особенно карикатурный вид придавали ей очки, нелепо торчавшие на носу поперек грязной физиономии. Прошло несколько минут, прежде чем Энн смогла разглядеть высокий лоб, спокойные глаза, мягкий рот, пышную грудь. Копперхедская форма и копперхедская камера в жаркий июльский вечер могли превратить в бродягу даже Джесси Ван Тайл!

— Вы, наверное, Энн Виккерс? Я все время гадала, придете вы или нет! Энн, дорогая, это самая счастливая минута за много месяцев! Я немного знаю Мейми Богардес, а Мальвина Уормсер…

— Вы что это, Ван Тайл? — Ночная надзирательница Кэгс стояла у зарешеченной двери и слушала. — Миссис Виккерс считается здешней служащей! Вы не смеете называть служащих по имени, как бы хорошо вы ни были с ними знакомы прежде!

— Миссис Кэгс! — Голос Джесси Ван Тайл прозвучал гораздо резче, чем голос ночной надзирательницы.

Эта несчастная девочка Инч опять заболела. Я вам уже говорила, что она психопатка. Ее давно пора отправить в Брисбейн. Я требую, чтобы вы сейчас же позвали к ней доктора.

— У доктора нет времени возиться с этой черномазой воровкой! Наверняка притворяется.

— Вы слышали, что я сказала! Прекрасный отчет я напишу в газеты, когда выйду отсюда.

— Вечно вы болтаете, что будете делать, когда выйдете отсюда! Все вы, бандиты, только этим и козыряете! Доктора я позову, но не потому, что вы мне сказали. Я и так собиралась! А вы, мисс Виккерс, помните, что вам разрешено находиться здесь не больше получаса! — Миссис Кэгс, словно обиженная курица, заковыляла прочь.

Джесси Ван Тайл засмеялась.

— Если б эта женщина знала, насколько она права! Я действительно кое-чего добиваюсь, запугивая их газетами, но на самом деле, когда я выйду отсюда, вряд ли найдется такая газета, которая сочтет, что существование рабства и пыток в Соединенных Штатах не менее интересный материал, чем бейсбольный матч или насморк у Кулиджа. Вы ведь позволите называть вас Энн? Я принадлежу к числу проклятых фамильярных радикалов. Если б я была методисткой, я бы называла всех «сестрицами». Ах, Энн, дорогая моя Энн! Дайте мне поболтать! Семь месяцев, не считая того, что раз в месяц ко мне пускают одного посетителя, и то всего лишь на полчаса в присутствии надзирательницы, я не слышала ничего и не разговаривала ни о чем, кроме того, что в каше черви, что бедняжку Инч избили до потери сознания, что сифилитички моются в одной ванне со всеми, что туберкулезные больные не могут шить достаточно быстро, — словом, кроме «беседы проклятых душ в аду». Или стычек с Битлик, всякий раз, когда я пытаюсь потихоньку подсунуть часть своей порции какой-нибудь изголодавшейся девчонке. Вот что они со мной сделали за то, что я заявляла о праве рабочих объединяться в профсоюзы! Да! А теперь выкладывайте мне новости, сплетни, всю подноготную! Я тут, как охотник в Арктике, а вы, как летчик, который сел на льдину со своим аэропланом… Что поделывает Мальвина? Собираемся ли мы признать Россию?[128] Ах, как мне хочется снова попасть в прекрасный мир, постоять минут пять, подышать свежим воздухом, полюбоваться березкой и тут же очертя голову ринуться в первую попавшуюся Драку!