Энн Виккерс

Доктор Уормсер должна была остановиться у миссис Дадли Коукс, единственной светской женщины среди суфражисток Клейтберна. Миссис Коукс (урожденная Додсворт) девочкой посещала школы в Монтрё, Фолкстоне и Версале, была обладательницей летней виллы в Бар-Харборе, а ее сестра вышла замуж за немецкого барона. На суфражистских митингах она появлялась в костюме весьма строгого покроя, который освежало лишь гофрированное жабо. Она подчеркнуто игнорировала великолепную миссис Этелинду Сент Винсент при каждой их встрече. Кандальную команду она не игнорировала, — она вежливо кивала им и сразу же забывала об их существовании.

Миссис Коукс собиралась принимать доктора Уормсер в своем нормандском замке на Пирс-Хайтс, и это обстоятельство придавало почтенному доктору наук еще большую внушительность.

В десять утра, в день прибытия доктора Уормсер в Клейтберн, в то время как все сотрудники и добровольцы отвечали на телефонные звонки и надписывали конверты — вечные конверты! — в Особняк Фэннинга вошла маленькая, кругленькая, безвкусно одетая женщина с белыми волосами, круглыми напудренными щеками, блестящими глазами и мягкими ручками-подушечками. Она обратилась к Энн, оказавшейся ближе всех к двери, и сказала густым голосом, неожиданным у такого пухлячка:

— Мисс Богардес здесь? Я Мальвина Уормсер. Я как будто должна жить у миссис Коукс (понятия не имею, кто она такая), но я пришла с поезда прямо сюда. А вы слишком бледны, моя милочка. Я могла бы прописать вам что-нибудь тонизирующее, но, честно говоря, румяна ничуть не хуже — оказывают прекрасное психологическое воздействие.

Несмотря на всю свою воинственную откровенность, мисс Богардес приучила себя и своих рабынь соблюдать осторожность в разговорах с представителями прессы. Репортеры или, во всяком случае, пославшие их редакторы жаждали услышать что-нибудь скандальное об Особняке Фэннинга: скажем, намек на то, что это приют свободной любви или же (что было бы почти так же хорошо) взбесившийся зверинец, полный мужененавистниц, анархисток, атеисток, спиритуалисток, — словом, что-нибудь столь же эксцентричное и дискредитирующее.

Секира разъяснила своим девицам, что они могут нападать на ведомства водоснабжения и газа, на городские сиротские дома, на президента Вильсона[64] и даже на союзников в уже начавшейся Великой Войне, но должны делать это только с позиций добропорядочных христианок и респектабельных налогоплательщиц. Они должны казаться убежденными независимо от своих личных мнений и уметь убедить других в том, что предоставление избирательных прав женщинам не приведет к «моральной распущенности» (еще одно популярное выражение той эпохи), а, наоборот, немедленно покончит — с проституцией, азартными играми и питьем пива.

Поэтому, с восторгом встретив доктора Мальвину Уормсер, мисс Богардес тут же пришла в ужас, услышав, как миниатюрный доктор наук веселым басом выкладывает упоенным репортерам, которым удалось настичь ее в Фэннинге, самые неимоверные вещи.

— Верю ли я в свободную любовь? Что вы имеете в виду, голубчик? А разве может быть любовь несвободной? Если ваш вопрос означает: верю ли я в то, что подлинная страсть, а не просто минутное влечение под действием лунного света выше дурацких обрядов, которые совершают священники, то да, конечно, верю. А вы нет?

Считаю ли я, что женщины умнее мужчин? Гм! Что за вопрос! Не умнее, а просто менее ничтожны. Но не пытайтесь заставить меня говорить про мужчин дурное. Я одинокая старая дева, но я обожаю этих душек, этих наивных простачков! Как вы думаете, что стали бы делать врачи-мужчины без сестер милосердия и без секретарш? Я-то знаю! Сама была сестрой до того, как стала врачом. И теперь я больше всего радуюсь тому, — доктор Уормсер басисто хихикнула, — что мне не надо вставать, когда входит хирург. Понимаете? Глупейшие обычаи — кто, кроме мужчин, был способен их изобрести?

Бедные овечки, нам приходится заботиться о них и об их малюсеньких «я»! Вот для чего нам нужно избирательное право — ради них!

Думаю ли я, что когда-нибудь президентом будет избрана женщина? Откуда я знаю? Разрешите только обратить ваше внимание на то, что правительницы — королева Елизавета, милая распутница русская Екатерина Великая, последняя китайская императрица, Мария Тереза Австрийская, королевы Анна и Виктория — правили лучше, чем любые короли, взятые в том же количестве. Или любые президенты!