Эннера

— Я… не знаю. Так и не смог узнать. Мы трое поставили процесс на широкую ногу. Не ограничились естественными попытками. Финансировать исследования могли до бесконечности, ведь ресурсы атради не истощить. Конечно, мир не знал о параллельных Вселенных, поэтому мы не могли открыто приволочь чужие технологии на Нэйлу, но… У Рэм за плечами были тысячи лет и способов всё провернуть. Через десять невероятно долгих лет безрезультатных попыток и нервов я и Унали расстались. Я заврался уже так, нагородил за все эти годы такого… Я ломал, портил, и чтобы починить — врал ещё больше, отмалчивался. Видел, что она меня уже едва ли не ненавидит. И из всего этого был один единственный, но очень непростой выход. Признать своё поражение. Принять, кто я есть, и дать ей жить.

— Ты… — Мира запнулась. Хотела спросить, почему же он так и не решился ничего рассказать. Что, может, тогда у них могло бы получиться. Но не стала. Спросила другое. То, что волновало гораздо больше и имело значение уже для них: — Ты так хотел ребёнка или делал всё, чтобы получилось, потому что это было важно для Унали?

— Поначалу просто не думал об этом. Рядом с ней всё было иначе, и как оно будет потом, не имело значения. Я знал, что у атради не бывает детей, и не задумывался над тем, чего не бывает. А потом понял, что мечтаю вместе с ней, представляю, как. Вижу, что ей тяжёло даются наши неудачи, и… Я понимал, что идиот, что должен рассказать, что есть и другие способы быть счастливыми. Но вместо этого только ещё больше зацикливался на попытках. И чем больше это превращалось в навязчивую идею, тем меньше оставалось в ней искренности.

— А Урсейя? Она тоже имеет отношение к вашим экспериментам?

— Урсейя — результат. Последствие. И мой второй эксперимент. Уже только мой.

Ллэр снова помолчал, потом шумно выпустил воздух.

— Мы ушли. Я, Роми, Алэй. Всё свернули и ушли. И четыреста пятьдесят лет не приходили на Нэйлу. По крайней мере — я. А потом дёрнул меня чёрт. Наведаться. Какой-то нелогичный приступ ностальгии, что ли. То, что я застал… Я до сих пор не могу найти слова, чтобы описать. Видимо, мы что-то привнесли тогда в мир вместе со своими экспериментами. Может, что-то нарушили, может — наоборот. Но когда я оказался здесь снова… Мир был другим. Перевернулся. Представь самую страшную сказку, оживи её, преврати в сюрреалистический бред, в котором возможно всё. Нэйляне спустились со звёзд, отказались от техники, оставили в пользовании лишь простые механизмы. Начали бояться электричества, следом — любого света, даже солнечного. Днём планета принадлежала непонятным, неуловимым тварям. Я так и не увидел ни одну из них, зато насмотрелся на их жертв, чтобы не сомневаться, что никакие это не предрассудки.

— И ты, конечно, не смог остаться в стороне, решил вмешаться и исправить, — задумчиво пробормотала Мира, вытягивая затёкшие ноги. Откинулась назад, улеглась на траву, подложив под голову руки. Уставилась на звёздное небо.

То, что случилось с Нэйлой, конечно же, интересовало. Она хотела знать, что такого сделал Ллэр, что Алэй не мог простить до сих пор. Что означало увиденное в памяти Ллэра, кто эти твари, и почему у него ничего не получилось. Но то, что он только что рассказал, вынуждало задуматься о другом. О чём никогда, ни разу в жизни, Мира не думала. Ни всерьёз, ни в шутку. А теперь — думалось, хотя не просто не хотела, а боялась. И спросить Ллэра — тоже. Но ещё больше — услышать этот вопрос от него. Она закрыла глаза, еле слышно вздохнула. Молчание, конечно, не выход, но у них есть время. Можно подождать, оттянуть. А потом, позже, когда-нибудь, когда она будет готова, когда поймёт, хочет ли иметь детей, они поговорят откровенно и обязательно найдут решение. Они справятся.

— Не смог, — пробормотал Ллэр. — Я смотрел на опрокинутый мир и понимал — ведь всё это наша вина. Моя, Алэя и Роми. Даже если не мы довели планету до такого, даже если причиной стали пытливые умы, которые возродили наши исследования, несмотря на то, что мы старательно подтёрли за собой следы. Изначально процесс запустили мы. Я. Своей навязчивой идеей я лишил Нэйлу её истинного будущего. По крайней мере, именно так я считал. Я потратил лет сорок, чтобы изучить мир заново. От и до. Поначалу Алэй пришёл со мной, но потом… — Ллэр хмыкнул. — Он понял всё намного раньше. Меня всегда поражало, в хорошем смысле слова, как он умудряется так легко сложить два и два. Добраться до сути сквозь внешнюю пелену. Почему не ошибается в своих выводах. У него ведь вовсе не аналитический склад ума. Он не логик. Пасует перед точными науками. Но при этом — понимает. По-настоящему. И знает, когда надо отступить.

Мира не хотела говорить об Алэе. Совсем. Она так и не смогла разобраться — как именно должна относиться к отцу Ллэра, что чувствовать. Поддаться эмоциям, пустив на самотёк, или попытаться понять, увидеть в нём то, о чём уже неоднократно говорил Ллэр. Но и это решение пока можно было отложить.