Эннера (СИ)

Ночь. Обе Луны спрятались за горизонтом. Так бывало крайне редко — ведь большая слишком огромна, чтобы полностью исчезнуть с небосвода, но сейчас, разве что долго присматриваясь, можно было разглядеть куцый бочок над самой листвой.

Роми сидела в темноте на парапете, обхватив колени руками, на самой верхней террасе. Стоит пошатнуться, и можно весело спикировать вниз, переломать руки-ноги и потом долго и скучно зализывать раны.

Её трясло. Она пыталась разобраться в собственных мыслях и эмоциях. Не понимала, почему тот, кому отмерено так мало жизни, отказался обмануть смерть и стать вечным? Но единственный результат всех её размышлений — иррациональный страх не за себя.

— Я объявила остальным смотрителям, что какое-то время буду следить за Плешью сама, — рассказывает Роми невидимой Мире. — Возражающих не нашлось. Через три дня Алэй снова стоял передо мной. Он вспомнил всё и опять попросил вернуть его домой. Я опять попыталась его отговорить.

…Они сидели на ступеньках, ведущих к пыльному трону в центре всё того же гигантского зала — Плешь Алэя так и будет представать в одном и том же виде, раз за разом.

— Ты была права.

— Я знала, что говорю. Ты силён.

— И от этого не избавиться?

— Предпочтёшь умереть?

Алэй долго смотрел на неё. Будто спрашивал — что ей известно. Роми молчала в ответ. Она так и не сказала ему, что пошла за ним следом, потому что пришлось бы признаться, что сбежала. Что испугалась. Что никогда ещё не верила в смерть так, как в тот день.

— Ты не понимаешь, Ромиль. Я в любом случае умру. Будь ты Ангелом, Встречающей, Смертью во плоти или бессмертной из другого мира — это всего лишь семантика. Суть не меняется. Ты — вестник, что меняет жизнь. Одна заканчивается, другая начинается. Иная. Бесконечная. Что это как не смерть?

— Но ведь ты остаёшься самим собой!

— Нет. Новым. Другим. Моя у меня будет только память. И вернуться к тому, что оставлю, к своей семье, своей жизни, я не смогу.

— Сможешь.

— Не стану, — Алэй мотнул головой.

— Это другое дело.

— Но тем не менее — тоже смерть. И это больно. Больнее, чем по-настоящему. Для них.

Он не знал, что известно Роми, но, видимо, предполагал, что гораздо больше, чем она говорит. Роми же не спешила признаться, что уже выяснила всё об Иларе — девушке, на которой он женился чуть ли не сразу после школы. О его книгах, о брошенных увлечениях. Нет, конечно, не всё, только факты, которые почему-то казались не главным — и подобные мысли тоже были непривычны.

— Значит, лучше совсем ничего?

— Я этого не говорил. Ты дашь мне время?

— Ты не послушалась? Неужели украла его у Илары и приволокла на Тмиор? — Осуждающие нотки в голосе Миры мигом превратили образ Алэя в разноцветное конфетти.

Видение обрывается, и мир, воссозданный из памяти, пропал. Роми снова сидела в комнате на пуфе рядом с Мирой. Но её частичка по-прежнему оставалась в воспоминаниях. На берегу и в Плеши. Всё ещё заново переживала то, что случилось века назад, всё ещё испытывала сбивающие с толку эмоции.

— Я не крала…

— А потом повторила то же самое с Ллэром?

— Я не… Что?..

Она не крала. Того, что случилось, она никогда не хотела, не просила, не могла представить, что так будет. Не смогла отказаться. Не понимала — почему должна была.

Ровная, тягучая, бесконечная, во всем устраивавшая жизнь встала на дыбы водопадом чувств. Захватила, захлестнула, перевернула, заставила утонуть и выплыть иной. Захотелось рассказать Мире больше. Поделиться остальным. Показать, почему возможность привести Ллэра была единственным выходом.

Роми посмотрела на Миру, сама сделала шаг навстречу её разуму, не задумываясь, к чему это приведёт.

***

Чтобы вернуться, особых усилий не понадобилось.

Поначалу Мира услышала только голоса. Остальное — лишь размытые силуэты в призрачной дымке, похожей на густой туман. Но сомнений не возникало — перед ней Роми и Алэй. В Плеши. В очередной раз.

— … знаешь… Я был готов.

— Тебя не злило?

— Когда-то давно. Ещё в школе, когда поставили диагноз, когда прошёл отрицание и понял, что рано умру, то да. Злило. Ох, как злило. И подталкивало. Я мог… смог. Ты ведь сама знаешь!

— Знаю.

— А теперь я даже хотел бы.

— Как можно хотеть такое?

— Усталость и боль. Постоянная усталость и постоянная боль. Будто живёшь в коконе из иголок и надо ежесекундно напрягать мышцы, чтобы не уколоться и не уколоть тех, кто рядом. Их — сложнее…

Слишком мало. Мира жаждала видеть, а не просто слышать. И вдруг, как на скале, что-то внутри проснулось, лишило воли. Подчинило. Не объясняя зачем, научило как.

— Поделись, со мной, Роми. Откройся.

— Не могу.

— Можешь!

— Не хочу.

Первый шаг был сделан. За вторым Мира почти перестала дышать, понимая — увидеть будет уже недостаточно. Картинки, слова не помогают разобраться, почувствовать. Необходимо стереть грань, суметь окунуться в чужие эмоции. И та, вторая, уже знакомая Мира внутри, знала, как это сделать.

Хрупкая преграда исчезла, позволяя снова проникнуть глубже в воспоминания. Слиться с ними, будто она сама сейчас — Роми.