— Роми… Ромиль Эннаваро. Рэм, — он усмехнулся. — Упрямая рыжая дрянь с благими намерениями. Она хотела вытащить Алэя из депрессии и знала, кто может это сделать. Она торопилась… Я бы и сам, наверное, раскрылся в скором времени. По крайней мере по её первоначальным словам мой потенциал зашкаливал так, что удивительно, как я так долго уворачивался от дыр в Плешь. Как так я дожил до двадцати девяти лет и ни разу ни в чём себя не проявил. Разве что в разгильдяйстве и пофигизме! Возможно, мир атради просто не хотел принимать ещё одного майоти, — он с кривой улыбкой осекся. — Впрочем, ты спрашивала — как. Она пришла. Рассказала. Показала. Я поверил. В чудесный, многомерный мир, в свою уникальность, в возможности, в ответы, которых мне никогда не найти на Нэште, даже если мой народ выйдет в космос. В то, что вещи не всегда то, чем мы их видим. Много во что. Мне кажется, сначала она хотела устроить из этого всего шоу. Знаешь, такое, с торжественной частью в стиле скажи «да», и твоя жизнь изменится. Но не устроила. А потом были самые долгие три года моей жизни. Роми мне соврала, не во всём, конечно, но во многом. Она соврала и Алэю. Не сказала ему ничего вообще… Может, при всех её разговорах о моей силе — она боялась, что это не сработает. Что Плешь меня так и не пропустит. Что мой великий потенциал не больше, чем потенциал местечкового колдуна. Огромен для Нэшты, ничтожен для атради. Они ведь считают, что подтолкнуть — невозможно. Что Плешь либо пустит, либо нет, вне зависимости от желаний Смотрителей. Как бы там ни было, — он посмотрел на Миру. — Через год Плешь все так же оставалась для меня недоступной. И тогда Роми нацепила на меня наручник Тайко, чтобы я мог находиться здесь как можно дольше. Следующие два года солнце Тмиора выжигало мою кровь. Меняло меня. Понемногу. Это больно. Очень больно. Но это был мой выбор. Каждый день — маленькая смерть. Я не мог представить, как это будет, но не отступил.
— И после этого ты, как сумасшедший, бросаешься её спасать? Носишься с ней, как… как… — Мира запнулась. Не стала озвучивать крутившееся на языке сравнение, потому что побоялась обидеть.
Каким-то удивительным образом за прошедшие сутки Ллэр стал очень важным в её новой жизни, пусть даже она оборвётся завтра. И вряд ли причина крылась в сексе. Близость разве что избавила от сексуального напряжения, свела на ноль желание дерзить и нарываться, но возникло оно гораздо раньше — сразу же, как увидела Ллэра на лужайке в Миере. Совсем не такое, как к другим Способным. И теперь, несмотря на превосходство в способностях, силу, знания, опыт, несмотря на то, что он — почти неуязвимый, бессмертный атради, а она — всего лишь результат генных извращений, обречённый на смерть, именно Ллэр из них двоих вызывал жалость и сострадание. Её хотя бы просто использовали, ничего не предлагая и не обещая. И если бы не вмешательство Ллэра, она бы никогда об этом не узнала. Разлетелась бы в клочья в оранжевом небе Актариона, и конец истории. А Ллэр вынужден бесконечно расплачиваться за сделанный выбор. Собственный, добровольный выбор.
Захотелось подойти, обнять, сказать, что понимает его, сочувствует и готова помочь. Мира сделала шаг, но остановилась, отвернулась, уставилась в окно. Ллэру не нужна её жалость. И нежность вряд ли нужна, и сочувствие ни к чему. И вообще он, как всегда, уверен, что она ничего не знает и не понимает. На этот раз, скорее всего, прав.
— Ллэр, обещай мне, что если когда-нибудь… — попросила Мира, не оборачиваясь. — Если ты ещё будешь… где-то поблизости, и я попрошу тебя сделать меня бессмертной… Обещай, что откажешься. Даже если я буду умирать и умолять, обещай, что не сделаешь этого. И никому не позволишь превратить меня в неуязвимую…
Он не успел ответить, или Мира не расслышала, потому что неожиданно пошатнулась, потеряв равновесие. Уцепилась за раму, почувствовала, что задыхается. По-настоящему. И следом то же необъяснимое притяжение, как накануне в ванной, вынудило переместиться в пространстве. Из солнечной комнаты куда-то в полумрак, где на фиолетовом небе светила огромная сиреневая луна, а под ногами вместо привычного пола — холодный шершавый камень.
Другой, незнакомый мир. Не Тмиор и не Актарион. Ночь, похожая на день.
Дышать стало сложнее. Почти невозможно.
Мира беспомощно открыла рот, но не могла вздохнуть, как будто здесь совсем не было воздуха. И в ту же секунду увидела перед собой чёрные Тени, отдалённо похожие на людей, только выше и тоньше. Невесомые, бестелесные и вместе с тем плотные. Они угрожающе надвигались, закрывая обзор. Мешали понять, где она очутилась. Почему-то не покидала уверенность, что именно они не позволяют пошевелиться, сдвинуться с места, не дают дышать или закричать.