Энни из Эвонли

– Диана, ну что ты на меня так смотришь? Не надо, взмолилась она. Ты же знаешь, что даже самая большая чистюля в мире не сможет переложить перья из одного мешка в другой и при этом остаться чистой.

– Дело… дело… не в перьях, – заикаясь, произнесла Диана. – Дело… в носе… твоем носе, Энни.

– Моем носе? Ой, Диана, неужели с ним что-то случилось?

Энни подскочила к зеркальцу над раковиной. Хватило одного взгляда, чтобы понять ужасную правду. Нос был ярко-красным!

Энни опустилась на софу, ее несгибаемый дух не выдержал наконец.

– В чем дело? – спросила Диана, в которой любопытство оказалось сильнее деликатности.

– Я думала, что намазала нос своим лосьоном от веснушек, а воспользовалась, оказывается, краской Мариллы, которой она подкрашивает коврики, – унылым голосом сообщила Энни. Что же мне делать?

– Смыть, вот и всё, – посоветовала практичный выход Диана.

– А она, может быть, и не смоется. Раз я окрасила этой краской свои волосы, теперь вот нос. В тот раз Марилла состригла мне волосы, но в данном случае это средство вряд ли применимо. Вот оно, еще одно наказание за мое тщеславие, и, я думаю, я заслуживаю его, хотя мне не легче от понимания этого. Действительно поверишь в сплошное невезенье, хотя миссис Линд говорит, что такого не существует, ибо все предопределено.

К счастью, краска смылась легко, и Энни, немного успокоившись, бросилась в свою комнату, в то время как Диана побежала домой. Затем Энни снова спустилась вниз, одетая и в нормальном расположении духа. Муслиновое платье, которое она надеялась надеть, весело болталось на веревке во дворе, так что ей пришлось удовлетвориться черным батистом. Она развела огонь и сделала чай, а там вернулась и Диана. Она оделась в свое муслиновое платье и несла в руках накрытый поднос.

– Мама прислала тебе, – сказала она, открывая благодарному взгляду Энни поднос и показывая красиво порезанную и расчлененную курицу.

Помимо курицы на подносе лежал воздушный свежий хлеб, отличнейшее сливочное масло и сыр, фруктовый пирог Мариллы и тарелка с консервированными сливами, плавающими в собственном золотистом сиропе, словно в сгущеном солнечном свете. Помимо того там была большая ваза с розовыми и белыми астрами, для украшения стола. Но это был не тот размах по сравнению с приготовлениями к первому приезду миссис Морган.

Проголодавшиеся гости, однако, похоже и не думали, что на столе чего-то не хватает, и с явным удовольствием поглощали простую еду. Спустя какое-то время Энни уже не думала о столе, что там есть и чего не хватает, ее мысли переключились на другое. Внешность миссис Морган, возможно, оказалась немного разочаровывающей, этот факт обе ее верные почитательницы были вынуждены признать в разговоре друг с другом. Но слушать ее было одно удовольствие. Она много поездила и прекрасно рассказывала об увиденном. Она повидала множество людей, мужчин и женщин, и умела выкристаллизовать свой опыт в остроумных и кратких фразах и эпиграммах, и у ее слушательниц создавалось впечатление, что они внимают герою из умной книги. За всеми этими искрами привлекательности чувствовалась ее твердая приверженность правде, женская сострадательность и добросердечие, которые легко завоевывали глубокую любовь к ней, как и ее блистательная манера общения восхищение ею. Она отнюдь не монополизировала беседу за столом. Она и других мастерски втягивала в беседу, и Энни с Дианой свободно говорили с ней. Миссис Пендекстер говорила мало, она просто улыбалась своими красивыми глазами и губами и ела и курицу, и и фруктовый пирог, и сливу с такой отточенной грациозностью, что создавалось впечатление, будто на столе амброзий и нектар. Как сказала потом Энни Диане, людям такой божественной красоты, как миссис Пендекстер, и не нужно много говорить. Ей достаточно просто выглядеть за столом.

После стола прогулялись по Аллее Влюбленных, Долине Фиалок, Березовой тропе, потом завернули и прошли через Духову Рощу до Омута Дриад, где посидели и поговорили последние приятнейшие полчаса. Миссис Морган поинтересовалась, откуда взялось такое название Духова Роща, и смеялась до слез, услышав драматическое повествование Энни о некоторых памятных прогулках и встречах в сумерках с нечистой силой.

– Это был действительно праздник разума и такой душевный прилив, правда? – спросила Энни Диану, когда гости уехали и девушки остались одни. Я даже не знаю, от чего я получила больше радости случая миссис Морган или глядя на миссис Пендекстер. Я думаю, у нас получилось лучше, чем если бы мы ждали их и готовились. Попей со мной чаю, Диана, посидим и еще поговорим.

– Присцилла говорит, что сестра мужа миссис Пендекстер замужем за английским графом. А она два раза брала сливы, – добавила Диана, словно одно с другим было несовместимо.

– Смею сказать, даже английский граф не стал бы отворачивать своего аристократического носа от варенья Мариллы, – гордо заявила Энни.

Энни не стала вспоминать о несчастье, приключившимся с ее собственным носом, когда вечером давала Марилле отчет о прошедшем дне. Но пузырек с лосьоном она взяла и вылила в окно.